Юрий Трещев - Избавитель

Отложив досье, Иосиф закурил и подошел к окну. Кальман все еще стоял у входа во флигель, рассеянно поглядывая по сторонам. Иосиф знал его с детства. Они жили в одном доме.

До 30 лет Кальман был девственником, жил с матерью. Она любила театр, собирала афиши, желтые, сморщенные от клея, они висели на стенах в ее комнате, в коридоре, повсюду. Непонятно, какое удовольствие она находила в этом собирании.

Иосиф прикрыл глаза ладонью…

Простоволосая, в лоснящемся халате она увиделась за соседним столом. Она пила чай, заваренный липовым цветом. Всего лишь реальность, не более. Недоверчиво улыбаясь, Иосиф окликнул ее. Она подняла голову, глянула на дождь за стеклами, встряхнула головой, как будто покрытой осыпью розовых лепестков и вернулась в свою комнату к пасьянсу и кошкам.

В 30 лет Кальман вдруг бросил мать и сошелся с женщиной старше его на 7 лет. Иосиф видел ее мельком. Рыжая, как лиса, лицо резко очерченное, длинноносое, руки в перчатках…

«Как же ее звали?.. Лика?.. Лия?.. — Иосиф зябко поежился. Он все еще стоял у окна. В комнате царила тишина, топкий полумрак. — Уехать бы куда-нибудь, как все упростилось бы, но куда?..» — Мысленно он пересек привокзальную площадь, заглянул в настороженно распахнутую створчатую дверь и вошел в зал ожидания. Сердце билось так сильно, что он невольно прижал руки к груди. Он весь дрожал. В зале было пусто. Ни души. Тускло мерцали шары люстр под покатым потолком. Сквозь решетки на окнах видны были рельсы. Они упирались в тупик. Окошко билетной кассы было задернутой шторкой. Он осторожно поскребся, постучал. Заперто, мертво. Оглядываясь, он вышел на привокзальную площадь. Трамвая на остановке не было. Свернув за угол, он приостановился. Почудилось какое-то движение впереди. Вспыхнули фары. Свет обшарил стены, небо, затянутое тучами, скользнул по аллее, искривляя ее тенями, ослепил и испугал его. Ничего видимого и понятного. Он сощурился, вытер слезы. Смутное волнение вдруг охватило его. Свет как будто что-то скрывал за собой. Неожиданно в нем раскрылось лицо Лизы, как чашечка цветка, в которой таилась улыбка. Он опустил голову и снова заставил себя посмотреть на нее. Лицо обветренное, облупленный носик, тонкие губы, глаза темные с радужным отливом, взгляд, как у ребенка.

— Ну и чего ты ждешь, конца света… пошли…

Лиза привела его в подъезд дома с террасой, затянутой проволочной сеткой. Роясь в сумочке, она медленно поднялась по лестнице на второй этаж, открыла дверь.

— Проходи… — Она потянула его в темноту, в которой реальность была так же призрачна. Дальше, дальше, какие-то вещи, какая-то другая, вымышленная жизнь. Он не выдержал, оглянулся…

— Проходите, проходите… здесь расстрельные дела 37 года… — услышал Иосиф голос служительницы. В комнату один за другим входили практиканты из архивного училища, вытянувшись в процессию и разговаривая, понизив голос.

Иосиф собрал бумаги со стола, путаясь в рукавах плаща, оделся и направился к выходу…

Петляя, улица поднималась по склону Лысой горы. Открылась река, дали. Иосиф зябко повел плечами. В воздухе ощущалась осенняя сырость. Поднявшись на цыпочки, он заглянул в угловое окно дома, заставленное горшками с геранями. Прояснился силуэт в длинной, фланелевой сорочке. Совсем близко он увидел лицо старика. Над верхней губой бурая родинка. Лицо подернулось рябью, мелкими чешуйками и исчезло. Лиза задернула гардины. Она не выносила света и шума…

Помедлив, Иосиф поднялся в комнату с выходом на крышу, которую снял, чтобы поближе узнать отца Лизы. Он хотел понять мотивы, толкнувшие старика написать донос на его отца. В комнате было душно. Иосиф попытался открыть окно. Не справившись с запором, он сел на продавленную кушетку, мысленно перевел стрелки стенных часов, давно сломанных, не зная, что делать дальше, полистал рукопись, вымарал несколько строк и уронил очки, заснул…

Среди ночи он проснулся. В доме царила тишина, как в детстве, когда весь мир казался ему чудом. Он лежал рядом с матерью, обнимая подушку, горячую и точно набитую снами, даже не подозревавшую какими…

Около часа Иосиф торопливо царапал бумагу, как-то нелепо выглядывая из-за лампы и прислушиваясь. Откуда-то из глубин дома доносились странные звуки. Они затихали и снова жутко повторялись.

Рука затекла и дрожала. Он размял руку и лег, попытался заснуть…

Он то просыпался, то засыпал, кружил впотьмах, натыкаясь на стулья, испуганно пятился, когда шкаф на ножках, вдруг открывал наискось створчатую дверь с зеркалом, или лоснисто-черные ветки царапали жесть подоконника, настороженно заглядывая в узкое, обведенное крепом окно и беспокойно раскачиваясь на фоне сквозистого неба…