Юрий Трещев - Избавитель

В этом птичьем доме он жил уже несколько дней. Он выполнял приказ по линии. Жил он в доме один. Все жильцы уже дано съехали. Вечером он купался в пруду или сидел на террасе, затянутой проволочной сеткой, когда шел дождь. Он вслушивался в шум листвы и с равнодушной нежностью оглаживал рыжего приблудного мопсика, который не знал тоски и не тосковал от своего любопытства. Иногда он и засыпал на террасе и просыпался, разбуженный воем. Мопсик глухо подвывал дождю…

Послышались шаги. Ксения вышла из тумана, как из мутной воды. Инспектор узнал ее по походке и выбежал на улицу. Он шел и шел за ней и не мог ее догнать. Она была как призрак, который удаляется по мере приближения к нему. Он уже не чувствовал ног, но она тянула его все дальше и выше, на Лысую гору, в тишину и прозрачность. Густой кустарник преградил ему путь, скрывая пропасти, вздымающиеся скалистые отроги. Он остановился. Она окликнула его и медленно-медленно приблизилась. Не понимая, что она лишь образ и все его блаженство ложное, он раздвинул ветки и шагнул к ней.

Из этой жизни нет иного выхода, кроме как через смерть.

Осыпался песок, камни. Нерешительным и стыдливым движением руки Ксения обвила его шею. Она удерживала и подталкивала его к краю, ближе, ближе.

Инспектор оступился, выскользнул из ее рук и полетел вниз, увлекая за собой песок, камни…

Он упал ничком на камни, перевернулся и затих, как тряпичная кукла. Чуть поодаль поблескивали разбитые очки с дымчатыми стеклами и выцветший от дождя рыжий парик. Его обнюхивал приблудный мопсик в заплатанной жилетке…

Дождь кончился. Над городом уже летали хлопья белого снега. Подняв воротник плаща, Моисей направился в сторону Башни. На улицах было тихо и пусто. Он перешел Горбатый мост, приостановился у осыпающейся кирпичной стены. За стеной послышалось пение. Моисей пошел на звуки.

В арке он наткнулся на Агента в отблескивающем дождевике с капюшоном, скрывающим лицо.

Во дворе было светло, как днем. Во всех окнах горели лампы. Избавитель, как будто не замечая грозившей ему опасности, ходил из комнаты в комнату и там, где он появлялся, звучали песни. Пел он искусно. Слова как будто лились из его сердца. Он пел о том, что не так-то просто сделать мир справедливым и удобным для жизни. Ему подпевали. Пели нестройно и как в бреду…

— Ты кого-то ищешь?.. — спросил Моисея незнакомец в сером подозрительного вида.

— Нет… — отозвался Моисей.

— Я же вижу, не слепой… у тебя несчастный вид, а все несчастные ищут Избавителя… не надо его искать, он сам найдет тебя в свое время…

— Я только что видел его… — сказал прохожий, появившийся неизвестно откуда.

— Только что?.. — переспросил Агент довольно холодно и нахмурился.

— Да, только что, правда, он был далеко, он шел по краю обрыва, а потом исчез… мне показалось, что прежде чем исчезнуть, он махнул мне рукой, словно он хотел, чтобы я последовал за ним…

— И ты последовал за ним?..

— Нет…

— Я так и знал… — воскликнул Агент и, потеряв интерес к прохожему, обернулся к Моисею. — Если бы он это сделал, он бы почувствовал беспредельное счастье, но есть какая-то причина, неизвестная мне, которая останавливает их… нет, ты только послушай, как они поют!.. просто хор ангелов… это и есть музыка небесных сфер… она и в земле звучит, и в каждой травинке, только преклони ухо и ты услышишь… об этом я и пишу не словами, а красками и ликами, это мои сны о Царстве Божием… иногда я даже теряю сознание или вдруг разражаюсь рыданиями, а люди смотрят на меня как на сумасшедшего и делают из меня зрелище, шепчутся между собой про меня…

— Это мне знакомо… — сказал Моисей.

— Надо радоваться жизни, а они сами себе жизнь отравляют завистью и подозрениями… человек подобен дуновению, как след на воде или уклончивая тень… — Незнакомец заговорил несколько темновато в образных выражениях, и Моисей пошел дальше вдоль стены. Стена как будто нигде не кончалась, опутывая город.

Он снова очутился у часовенки, заросшей ржавеющими лесами.

На кладбище было темно и пусто. Лишь сторож бродил с собакой среди могил и мертвецов. И вдруг, вызывая трепет и изумление, с оглушающим шумом над ним пронеслась стая птиц. Отступая, Моисей поскользнулся и свалился в вырытую яму. Пошарив в темноте возле себя руками, он невольно вскрикнул от боли. Он наткнулся на заступ для рытья могил…

Савва раскладывал пасьянс. Мрачноватый зал освещали белый огонь Гермеса, огни Святого Эльма германцев. Пылал очаг из храма Весты. Чадили светильники Авраама. Разливался сокровенный свет розенкрейцеров. Попугай настороженно следил за отсветами, блуждающими под сводами. Он сидел на карнизе над северным окном. Несколько черных голубок ворковали чуть поодаль. Рыкающий белый дог бродил по зале, косясь красными навыкате глазами на двойников Саввы, замерших в разных позах. Лишь дог отличал их друг от друга. Кроме магических огней в зале был и естественный свет, который собирался и направлялся зеркалами, проникая через четыре окна со стеклами разного цвета: совершенно прозрачные, белые, красные и синие.