Гари Штейнгарт - Абсурдистан

— Помнишь, как ты меня купал. Папа? — спросил я. — Ты купал меня, пока мне не исполнилось двенадцать. Пока я не стал большим, а, Папа? А потом ты это прекратил. Слишком много работы, сказал ты. Слишком много мыть.

— Я теперь занятой человек, Миша, — сказал Папа. — Времена изменились. Теперь всем нужно работать. Всем, кроме тебя, судя по всему.

— У меня была интернатура по искусству в Нью-Йорке, — напомнил я ему. — И славный «чердак». У меня была Руанна, с которой мы вместе стирали. Почему ты меня похитил, Папа? Зачем убил этого беднягу Роджера Далтри из Оклахомы?

— Прекрасно, — сказал Папа. — Ты хочешь, чтобы я тебя вымыл? Где губка?

Он положил руку мне на шею. Рука была грубая и теплая. От него успокаивающе пахло чесноком. Когда он накрыл руками мои груди, я попытался прочесть у него на лице отвращение, но его глаза были прикрыты. Он приподнял мою грудь и начал тереть под ней губкой. Нужно содержать все щели в чистоте, обычно учил он меня. Он тер все сильнее и сильнее. Потом занялся животом — хватал складку и грубо тер, пока кожа не начинала гореть, потом переходил к следующей.

— Ты все еще любишь меня, Папа? — спросил я.

— Я люблю тебя всегда, — ответил он, продвигаясь вниз.

— Я тоже хочу во что-нибудь верить, Папа, — сказал я. — Так же, как ты верил в Израиль. Я хочу помочь народу сево. Я не глуп. Я знаю, что в них нет ничего хорошего. Но они лучше своих соседей. Я хочу отомстить за смерть Сакхи. Ты будешь любить меня больше, если я сделаю со своей жизнью что-нибудь значительное?

— Ты хочешь кому-нибудь помочь, так помоги своим соплеменникам, — посоветовал Папа, смывая пыль и песок с моих бедер.

— Мистер Нанабрагов говорит, что я должен побеседовать с Израилем. Как мне это сделать, Папа?

— Ты думаешь, Миша, что один человек может изменить мир? — спросил он наконец.

— Да, — ответил я. — Я действительно так думаю. А ты?

Папа снял с себя туфлю. Вынул перочинный нож и несколькими неистовыми движениями отделил подошву, создав основу для детского кораблика из туфли, которые мастерил для меня в детстве. И пустил подошву в воду. Кораблик немного покрутился на волнах, образованных моим дыханием, затем поднял нос к потолку и быстро затонул.

Я оглядел пустую ванную комнату. Теперь в ней было совсем тихо — только жужжал какой-то прибор отеля «Хайатт». Мой папа умер. Алеша-Боб улетел.

Мне нужно было работать.

В республику пришел август. С юга явился неприятный теплый ветер — должно быть, из Ирана — и превратил город Свани в прямоугольник горячего воздуха. Погода была такая чудовищная, что Тимофею приходилось сопровождать меня в городе и засовывать под мои титьки кубики льда в отчаянной надежде меня охладить. Поскольку я был бельгийцем, то начал понимать, что пришлось перенести моим соотечественникам в Конго короля Леопольда, где не было кондиционеров.

Главным событием светского сезона была вечеринка «Келлог, Браун и Рут» в честь нефтяных месторождений «Шеврон / БП Фига-6». О ней говорили все: белые мужчины у пруда «Хайатта», солдаты-тинейджеры, охранявшие пропускные пункты, молодые девушки, которых нанял Тимофей, чтобы они днем мыли мне щеткой ноги. «КБР» особенно славился своими щедрыми «сумками с подарками», и люди гадали, что они получат на вечеринке на крыше (позвольте мне заскочить немного вперед: это была банка белужьей икры и перламутровая ложка, на которой был выгравирован логотип «Холлибертон»; набор духов из магазина «Парфюмерия 718», включая новый одеколон после бритья; и золотые сережки в форме крошечных нефтяных платформ, которые послужили хорошим подарком для новой пассии Тимофея — одной из горничных отеля «Хайатт»). Вечеринка «КБР», несомненно, была самым важным светским событием в городе, и когда я получил на нее приглашение, то понял: мое дело в шляпе. Если я собирался помочь отцу Наны и ГКВПД в их борьбе за Порядок и Демократию, важно было, чтобы стрелка моего компаса указывала на север, а в Абсурдистане это всегда означало Голли Бертон.

Я слышал, что люди «КБР» отличаются техасской непринужденной и беспечной манерой (штаб-квартира их компании — в Хьюстоне), поэтому надел клетчатые шорты и сандалии, которые постоянно соскальзывали с моих потных ног, как бы я ни затягивал ремешки. У Наны был весьма сексуальный вид в огненных техасских сапогах и тесно облегающей фигуру майке «Хьюстон Астрос» — при виде нее я наконец-то оценил бейсбол.