Алессандро Пиперно - Ошибка Лео Понтекорво

И на самом деле что-то происходит.

Лео настораживает шум в левом углу камеры. Он поднимает глаза и кого-то узнает. Что, учитывая обстановку кажется невероятным.

Это правда он? Ты так счастлив, увидев его. Ну да, это он, боже мой, это тип, которого ловят в начале каждого учебного года, когда он мастурбирует в аудиториях, переполненных молодыми сонными первокурсницами. Неужели тебя упекли в тюрьму за такое жалкое извращение? Или, может быть, это отдел для «людей, нарушающих общепринятые социальные нормы»? Или, может быть, они знают, да, они определенно знают, кто этот тип, его незначительную, но особую роль в твоей предыдущей жизни! Программа перевоспитания включает также эту дьявольскую месть? Лео узнал его по осторожной манере сидеть. Он увидел его забившимся в свой уголок, почти незаметного, призрачного, и узнал его. Если твое основное занятие — мастурбировать в аудиториях, переполненных студентками, естественно, что со временем ты приобретешь определенную осмотрительность. Изящность манер. Ведь даже для публичного онанизма требуется немного мастерства и достоинства. И этот парень, скоротечная жизнь которого состоит из острых ощущений, да, этот парень обладает своим достоинством.

Лео был уверен, что узнал его именно благодаря его осмотрительности и достоинству, с которым тот занимался онанизмом. Лео отдает себе отчет в том, что никогда не видел его в лицо. Он никогда не заговаривал с ним. Этот парень — один из посланников того мира, в существование которого Лео всегда верил с трудом. Как будто этот тип был специально нанят для того, чтобы разнообразить жизнь других. Чтобы немного смутить покой суровых университетских аудиторий. Лео достаточно взглянуть на него, чтобы вспомнить возгласы возмущения и отвращения девушек вместе с оскорблениями и угрозами их заботливых одногруппников. Он снова видит этого типа, который выбегает из аудитории, придерживая расстегнутые брюки. Но прежде всего он вспоминает случай, когда он (тогда еще необыкновенный профессор Понтекорво) блестяще прокомментировал один из таких инцидентов репликой, которая очень понравилась студентам: «Ладно, ничего, ничего страшного… это даже правильно, что в аудитории медицинского факультета вы можете наблюдать пример физиологического мученичества!»

Хорошо, все смеялись. Вот она, его ирония, его снисходительность, его изящество. Все очень по-академически. Но так ли забавны были шутки, которыми профессор развлекал новичков, преисполненных священного горения и негодования? Или они смеялись только потому, что нет ничего забавнее, чем человеческая дегенерация в своей самой простой, пластичной и тривиальной форме?

Да, этого парня должны были поместить именно сюда, в одну с ним камеру. И этот блаженный парнишка (ему, должно быть, не более двадцати пяти лет) не избавился от своего порока даже в тюрьме. Надо признать, что это свидетельствует о его исключительном даровании создавать образы и о его мужестве. У тебя должны быть веские причины, чтобы не перестать мастурбировать в подобном месте, в присутствии этих опасных типов. Осознавая при этом, что это едва ли безопасно, как в случае со студентами. Соседи по камере уже начали ворчать, оскорбленные сим зрелищем. А сейчас они совсем озверели. Один из них уже стучит кулаками в массивную железную дверь и орет: «Уберите этот кусок дерьма отсюда, или мы сами оторвем ему яйца!»

Лео поражен пуританством заключенных. А чему здесь удивляться? Самый большой моралист в обществе — это мошенник. Этим принципом мог бы руководствоваться Эррера. Эррера, Эррера… где же ты, Эррера?

Хорошо хоть меня не узнали, думает Лео. Хорошо, что эти господа не читают газет и не смотрят новостей. Если бы они только заподозрили, что среди преступлений, совершенных этим франтом, застывшим на своем матрасе, числится насилие над девочкой… И если бы они только узнали, что эта девочка — подружка его сына… увы, ему бы не поздоровилось.

Но слава богу, они ничего не знают. Конечно, они заметили, что он не из их среды. Это неизбежно породило недоверие, которое, к счастью, не переросло в какой-нибудь враждебный выпад. Очевидно, надпись на стене прямо над головой Лео, гласящая Я НЕ ЛЕЗУ В ТВОИ ДЕЛА, И ТЫ НЕ ЛЕЗЬ В МОИ, является одной из заповедей заключенного. Философия, которую на этом витке своей жизни Лео готов принять. Завет, который товарищи по камере, к сожалению, сейчас нарушают. Учитывая, что они сейчас оскорбляют несчастного онаниста. Угрожают ему.