Алессандро Пиперно - Ошибка Лео Понтекорво

Самое любимое и заботливое существо в его жизни — Рахиль, женщина, любезно заменившая ему мать, — была последним человеком, которому он смог бы рассказать ее. Если бы он решился на это, ему бы пришлось объяснять слишком много необъяснимых вещей. Во-первых, почему он ничего ей не сказал, когда получил первое письмо? Во-вторых, что побудило его ответить на это письмо и отвечать на последующие письма, даже когда дело приняло абсурдный оборот? Ему пришлось бы объяснять, как почти ребенок смог поставить мат ему, взрослому мужчине. Как он, взрослый мужчина, позволил малышке обвести его вокруг пальца? Как ей удалось так запугать и смутить его? Он должен был объяснить ей, почему отказы, которые он постоянно посылал Камилле, при внимательном анализе казались скорее показными и нерешительными. Он должен был объяснить жене, по какой причине он не отвел в сторонку эту дурочку и не сказал ей: «Послушай-ка, красавица, ты уже надоела. Не смей больше подбрасывать свои бредовые письма в мои трусы и исчезни навсегда из моего дома, моей жизни и жизни моей семьи!» Он должен был объяснить, что ему не хватило мужества, дальновидности, моральной силы, самостоятельности, доверия к близким. И что именно отсутствие этих качеств, которыми мужчина его возраста и происхождения должен обладать, привело к тому, что Лео раз за разом отвечал на письма Камиллы посланиями, в которых он очень мягко просил (или лучше сказать — умолял) ее прекратить всю эту историю. Он должен был объяснить Рахили, что его уступчивое и податливое поведение дало Камилле доказательства, будто между ними есть то, чего на самом деле никогда не было. Выражения вроде: Нужно остановиться здесь. Во что бы то ни стало. Нужно вернуться к нашей прежней жизни — давали законное основание считать, как будто между ними что-то было. Тем не менее Лео должен был объяснить Рахили, что он использовал такой тон и прибег к таким выражениям, чтобы утешить девочку. Потому что он боялся ее. Потому что он видел, в какую ярость приходила Камилла, когда он отрицал существование каких-либо отношений между ними. «Возможно, — подумал он безответственно, — если я немного подыграю ей, скажу, что мне жаль, я легче избавлюсь от нее». Но идя на такие уступки, он добился только того, что будущие читатели его писем только утвердились во мнении, что у него был страстный роман с двенадцатилетней девочкой, к тому же с невестой (если вообще можно так назвать отношения между подростками) его младшего сына.

Вся беда заключалась в том, что, когда он осознал, что происходит, уже было поздно. Следует сказать, что «слишком поздно» стало достаточно рано. У этой девчонки уже имелся десяток писем, при помощи которых его можно было припереть к стенке. Писем, в которых он просил ее прекратить связь и в которых он не решался сказать, что эта связь существовала только в голове маленькой психопатки. Только там и на страницах писем.

Как бывает с неизлечимым больным, когда болезнь на некоторое время отпускает его, дает передышку, прежде чем убить, так и у Лео был случай, позволивший ему питать иллюзорную надежду на то, что проблема разрешится сама собой. Он прожил несколько ужасных месяцев. Даже на работе дела обстояли не так, как должно. Налоговая инспекция через своих ангелов-карателей, облаченных в серое, проводила проверку доходов «Анима Мунди», частной клиники, в которой у Лео был свой кабинет педиатра. Это привело его в такое беспокойство, какое, зная нашего персонажа, вы можете себе представить.

Кроме прочего, семейная идиллия, в которой он находил утешение от профессиональных невзгод, тоже осталась далеким воспоминанием. Почти каждый вечер он лицезрел свою мучительницу на ужине. Эта шлюшка придумала грязный способ пробраться в его семью. Она была всегда с Рахилью. Казалось, ей удалось победить все предубеждения Рахили и почти завоевать ее. Лео знал, как сильно Рахиль хотела дочку. Вот она и получила свою дочку.

Каждый вечер Лео надеялся не получить больше письма. И каждый вечер его ждало разочарование. Он даже уже перестал их читать. Он открывал их и с отвращением, которое порождают безумие и ложь, пробегал глазами и прятал в ящичек бюро, закрывал их там и шел спать.

Он перестал отвечать на них: это было его последней попыткой освободиться от этой истории. Возможно, Камилле надоест писать безответные письма. Но учитывая то количество писем, которое он получил в последующие дни, подобная мера наказания, похоже, имела ровно обратный эффект и к тому же привела ее в ярость. Быть заваленным письмами уже представлялось опасным. Лео уже давно читал только первые три строки, прежде чем положить их в ящик. И этих трех строк было достаточно, чтобы понять тон всего письма. А невероятное количество посланий определенно попахивало шантажом.