Дидье Ковелер - Знакомство категории X

— Тем, кто снимается в порно, мода и известные марки не светят. Теперь ты можешь существовать только по частям.

Ее покорность судьбе пробуждает во мне нежность. Ее вычеркнули из числа нормальных людей, и она, как и я, смирилась с этим.

— Нет, у меня большие надежды на интернет: онлайн наедине с пользователем сети, который сидит себе в своей конуре и с помощью клавиатуры двигает вебкамеру, — вот моя мечта. Хотя… я далеко не единственная, кто строит такие планы.

— А если заняться чем-нибудь совершенно другим?..

— Чем?

Я неопределенно пожимаю плечами.

— Единственное, что меня устраивает в порнографии, — то, что я выставляю себя напоказ. Это лучший способ защиты. Спрятаться за телом. Незнакомые люди дрочат, глядя на меня, а потом переключают канал, меня это устраивает.

Она берет у меня бутылку «Рикара», извиняется за отсутствие льда: Аннук Риба разнесла холодильник, пытаясь убрать лед молотком.

— Прости, что я такая нервная, мне хотелось, чтобы мы с тобой провели приятный вечер, а тут…

Мне нестерпимо захотелось ее поцеловать. Она отворачивается, делает глоток, ставит бутылку и начинает расхаживать по кухне, недовольно посматривая на горы грязной посуды.

— Моя первая съемка, — говорит она, показывая на открытки с видами пляжей. — «Распутницы», софт для Мб. Я тогда думала, что во Франции все порно такое: загораешь голышом, а парни вокруг тебя лясы точат.

В животе у меня заурчало. Я спросил, что будем делать с овощами.

— Мне лень, — отвечает она. — Да и лучше воздержаться: завтра у меня анал. Ты есть хочешь?

— Да нет.

— Есть плавленые сырки и конфеты «Кволити стрит». Это то, чем я в основном питаюсь во время съемок. Слушай, — встрепенулась она, и в ее голосе послышались озорные детские нотки, — сыграем в «Тривиал Персьют»? Только так я могу расслабиться. Я научу тебя. Вот увидишь, это совсем не сложно.

Мы уселись на ковер в гостиной с игрой, бутылкой пастиса, ломтиками сыра с улыбающимися коровами на обертке и английскими конфетами.

— Возьми желтую коробку: это детские вопросы. Другие слишком трудные. Для меня по крайней мере.

И мы стали играть: задавать друг другу каверзные вопросы, бросая кубик после каждого правильного ответа. Я узнавал кучу всего нового, но мне это было по барабану. Важно, что с ее лица начала уходить напряженность. От вопроса к вопросу она как будто молодела. Мы снова почувствовали себя детьми, которыми оставались в глубине души, скрывая это от всех и от самих себя, потому что все, что нам довелось пережить во Франции, было не для нас, а значит, не считалось. Здесь нам пришлось отказаться от своей мечты, мы шли чужими дорогами, сбившись с правильного пути. И сейчас мы зашли в тупик, но так будет не всегда. Мы берегли и хранили себя для будущего. Мне вдруг так захотелось поверить в это.

— Рыбак из галльской деревни?

— Ордральфабетикс [7] Персонаж популярных французских комиксов «Астерикс и Обеликс». , — отвечает она.

— Браво.

— Я не заслуживаю похвалы: мне уже попадался этот вопрос с Руди. Мальчишкой, который живет по соседству. Ты его видел внизу. Ты ему понравился.

— И часто он вот так лежит у входа?

— Когда к его матери кто-нибудь приходит. Обычно я зову его к себе, но сейчас у меня у самой гость.

Повисла неловкость. Она бросила кубик и вытащила другую карточку, продолжая шепотом рассказывать:

— Ты знаешь, он славный парнишка и очень силен по части французского. Я уверена, он пробьется. И мать с ним хорошо обращается. Все дело в отце. Они надеялись, что, когда он свалит, все наладится, но ничего не изменилось. А с ожирением ничего не поделаешь — это у них, видимо, наследственное. Какой футболист, чемпион мира 98-го года, стал лицом «Макдоналдса»? Легкий вопрос для тебя.

— Не знаю.

— Руди точно угадал бы. Ну напрягись хоть немного!

Она обыграла меня за двадцать минут. На секунду воцарилась тишина, мы просто сидели. Весь ковер вокруг нас был усеян разноцветными обертками. С этими «Кволити стрит» у нас проблема: из двенадцати видов нам нравятся только четыре, причем одни и те же; их мы и смели, а коробка все равно кажется полной, хотя есть нам больше нечего. Ее любимые конфеты — из горького шоколада с жидкой карамелью и фундуком внутри, овальные в фиолетовой обертке. Она ест их, как оливки, выплевывая орешки. Говорит, что они все только портят. Чтобы почувствовать себя нужным, я съел их.

— Хочешь, оставайся спать у нас.

Я вспомнил о собаке: лоток чистый, корм у нее есть. И согласился, поглаживая ее ногу. Она отодвинулась.