Яков Шехтер - Любовь на острове чертей (сборник)

И Праведник старался изо всех сил, точно исполняя все указания. И чем больше он спрашивал, тем больше приходилось выполнять, но отказаться от страсти еженедельных вопросов он уже не мог.

Правда, на один вопрос Ребе так и не ответил.

— Кто был тот старик на эскалаторе? — спросил Праведник после мучительных колебаний. Он был почти уверен, что встретился с самим… впрочем, это имя он даже мысленно не решался произнести. Но все-таки, кто стукнул его по плечу, перевернув мир внутри и реальность снаружи? Ему так хотелось получить подтверждение своей догадки — но Ребе молчал!

— Значит, не твоего ума это дело, — решительно объяснила Софья. — Да и какая теперь разница?! Нашу жизнь ты уже опрокинул.

И хоть действительность, преломленная ее хрустальной призмой, выходила тошнотворной, Софья боялась что-либо менять. Ей казалось, будто отступившая болезнь Крона может вернуться, и хрупкое равновесие здоровья мальчика держится на точности, с какой она и муж выполняют волю Ребе. Гипертрофированный материнский инстинкт, облекшись в одежды ревностного служения, породил диковинную гримасу хасидизма. Хасидизма довольно странного: отбросив в сторону крючкотворство синтаксиса и морфологии, Софья боялась не Б-га, а Ребе, или Б-га в лице Ребе, а может Ребе на месте Б-га. Ее слепое следование и безоговорочное исполнение произвели впечатление на женской половине синагоги и Софью за глаза стали называть сумасшедшей праведницей.

И вот Ребе умер, ушел, бросил этот мир и своих последователей на растерзание хаосу детерминированной неизбежности. Открытый и прямой путь, по которому Праведник шел до сих пор, вдруг превратился в тропинку посреди зыбучих песков. Сжавшись, Праведник смотрел на плоский экран, на котором мелькали картинки с другого конца света, и вдруг в его мозгу с ясностью кристаллизации возникло объяснение невозможного.

— Три тысячи лет назад Сатана точно так же обвел вокруг пальца еврейский народ, показав в облаках похороны Моисея. Евреи не выдержали испытания и создали золотого тельца. Сегодня нас испытывают во второй раз.

Но где же Ребе? Неужели в гробу? Конечно, нет! Ребе тайно уехал на Святую земле и там, подобно ребе Шимону бар Йохаю скрывается в пещере, дожидаясь благоприятного момента, когда он раскроется, как Мессия. Да, как Мессия! И нас, его верных учеников, не собьет с толку маскарадное представление! О, как ловко изображают скорбь бородатые хасиды, сколь натурально падают в мнимый обморок их жены. И все для того, чтобы обмануть Сатану, показать, будто его ложь проглочена.

Праведник громко расхохотался и, не обращая внимания на сочувствующие взгляды соседей, с победоносным видом покинул комнату.

Его жизнь не изменилась ни на йоту, все в ней продолжало идти заведенным чередом по установленному порядку. Изменились только письма, теперь Праведник не жалел бумаги и каждый четверг вечером уединяясь в своей комнате, долго и подробно описывал все произошедшее с ним за неделю, задавал десятки вопросов и просил подробнейшие инструкции. Письмо факсом улетало на другой конец света, и секретарь Ребе утром отвозил его вместе с десятками других посланий к могиле.

— Могиле! Ха-ха! — презрительно усмехался Праведник. Им, адептам истинного знания, было ясно, что могилой называлось место сбора информации; мешки с записками перед субботой изымались с кладбища и по тайным каналам уходили в пещеру к Ребе.

А ответ… Да, ответ теперь не приходил в столь простой и открытой форме, как до мнимой смерти. Зато Ребе теперь не оставлял Праведника ни на минуту. Через день после отправки письма, он вдруг получал четкое понимание о том, как нужно поступать. Стоило лишь закрыть глаза, представить лицо Ребе с его осторожной улыбкой, а затем воспроизвести в голове вопрос, как ответ сам собой возникал перед мысленным взором, четкий и конкретный, не оставляющий сомнений ответ.

Как-то раз Праведник столкнулся на улице со старым приятелем. Много лет назад, а лет действительно прошло немало, они вместе сидели на уроках у американского раввина а после, возвращаясь домой, обсуждали услышанное. Мнения почти всегда не совпадали, но они, хоть и честили друг друга обормотами, не придавали разногласиям большого значения.

Вокруг стоял серый Петербург, мглистое небо с рваными тучами, давило и принижало, а обормоты, позабыв о времени и не чувствуя холод, спорили и спорили, по три раза провожая один другого до входной двери. Удивительный мир веры лишь начинал приоткрывать перед ними скрытые чудеса, и ученикам казалось, будто главные тайны, полные непостижимой прелести и неги, ждут впереди.