Камен Калчев - Новые встречи

— В кабаке, товарищ председатель.

— Она пьет?

— Такие женщины всегда пьют, товарищ председатель, — усмехнулся Геннадий. — Как они станут заниматься своим делом, если не выпьют?

— А она пьяная была, когда вы с ней познакомились?

— Не могу сказать, товарищ председатель, запамятовал… Но видать, пьяная была, потому что, когда я ей предложил подняться ко мне в квартиру, она ответила. «Нет, пойдем лучше в повозку… Там, — говорит, — сено, мягко…» — «Сейчас там нет сена», — говорю ей. А она мне: «Так там мешки лежат!» Схватила за руку и потащила. Я упирался, потому как у повозки вертелись разные бездельники. «Ну и пускай вертятся, — сказала она, — деньги у них есть?» Я влепил ей разок и сказал: «Так ты только ради денег? Про любовь и знать не хочешь, да?» А она: «Хочу!» И повела меня. А что потом было, не знаю. Утром нас разбудил один возчик. Вот и все. Больше ничего. По взаимному согласию.

Гита, съежившись за плечом у адвоката, вытирала слезы. Чем она досадила этому человеку, почему он клевещет на нее? Ей было не только обидно, но и страшно — она ведь бессильна была остановить его, закрыть ему рот.

Борис, стиснув зубы, нетерпеливо ждал, когда все это кончится. Он даже не взглянул на Геннадия, когда тот, довольный собой, прошел на свое место. И до самого конца судебного разбирательства ни на кого не смотрел. Он готов был провалиться, лишь бы не слышать ни свидетелей, ни докучливых речей адвокатов.

— Наше социалистическое общество, — говорил его адвокат, — стремится к тому, чтоб не было ни объективных, ни субъективных причин для расторжения браков. Оно против того, чтобы заключались браки, мешающие социалистическому строительству, нашей творческой жизни… Перед нами семья, которая распалась в силу обстоятельств… Объективно возможный в нашем обществе брак оказался субъективно невозможным… Мой доверитель…

«Что он говорит? — напрягал слух Борис. — Что он хочет сказать? Защищает он или обвиняет?»

Затем взял слово адвокат Гиты, успокаивающе похлопав по плечу свою подзащитную.

— Товарищи судьи, — начал старик. — Разнесся слух, что моя доверительница ведет безнравственный образ жизни. Верно ли это? Верно ли, спрашиваю я вас? Думаю, что неверно. Разве можно говорить об аморальных связях, если в семье не существовало духовных связей? Я полагаю, вы меня понимаете? Духовная связь между супругами служит залогом связи физической, а эта последняя в данном случае была нарушена.

Похоже, старик куда более умело строит защиту. Хоть он и очень несимпатичен, думал Борис, опыта у него гораздо больше.

— Кто в действительности встал на путь измены, товарищи заседатели? — размахивая руками, взывал адвокат. — Кто нарушил семейные устои? Обратите внимание на факты. Желев бьет свою жену, Желев выгоняет ее, бросая на произвол судьбы, Желев по нескольку дней подряд не интересуется, где она и что с ней, предоставляя ей самой обеспечивать себе пропитание. Наконец, Желев оставляет ее без какой бы то ни было материальной помощи… Я вас спрашиваю, найдется ли женщина, которая бы не покатилась по наклонной плоскости, попав в такое положение? Хоть одна?

Старик потряс кулаком.

— Ни одной!

Как горячо ни ратовал адвокат, Борис больше не мог его слушать. Все говорилось для красного словца, лишь бы оправдать деньги, полагающиеся в таких случаях. Сейчас Борису хотелось одного: чтоб эта комедия как можно скорее закончилась, а там будь что будет. Все равно ни он, ни Гита не согласятся жить вместе. Так к чему эти адвокаты и эти свидетели? Чего ради в присутствии всех давать объяснения, что он делал и что думает делать дальше? Зачем он пришел сюда? Унижаться?

С досадой выслушал Борис показания Гиты, хотя они были предельно кратки.

Гита подошла к столу и заявила:

— Я не желаю с ним жить. Судите, как хотите.

Чтоб не уступать ей, Борис тоже заявил:

— И я не желаю с нею жить! Как вы решите — ваше дело, но я видеть не хочу эту женщину.

Вызвать их на более откровенный разговор не удалось, как ни пытались председательствующий и заседатели. Оба были сыты по горло услышанным здесь.

Когда огласили решение, из которого следовало, что им дается развод на равных условиях, Борис не стал протестовать. Он пробрался сквозь толпу, не дождавшись Геннадия и его молодчиков, не поздоровавшись с Ружей и Колю, которые поджидали Гиту у входа.

У него кружилась голова, лицо горело. Он остановился на цементной площадке, огляделся и вздохнул с облегчением, будто освободился от вериг. На лбу выступил пот, а в ногах чувствовалась такая тяжесть, словно они были налиты свинцом. Устал он и от долгого пребывания на виду у всех и от того, что приходилось терпеливо выслушивать бесконечный бред. А тут он был один, и это радовало его.