Камен Калчев - Новые встречи

Аспарух соболезнующе посмотрел на своего друга.

— Ты окликнул нас в самый разгар спора, — заговорил он опять, — когда Гатю твердил, что сын, мол, тут ни при чем. Норовил во всем обвинить Гиту и отчасти… тебя! Я, разумеется, утверждал обратное… Мы начали пререкаться, и тут как раз показался ты, если не ошибаюсь, откуда-то со стороны реки.

— Да.

— Совершенно верно… Согласись, что при создавшемся положении тебе совсем лишнее было лезть, как говорится, волку в пасть… Неудобно, понимаешь, да и нетактично. Я был уверен, что скандала не миновать. Тут и до беды недалеко, не дай бог!.. Спорили мы с ним допоздна, ругались, насилу выпроводил его; ко всему и выпивши он был, конечно.

Борис подпер голову рукой.

Аспарух слегка потрепал его по плечу.

— Нечего отчаиваться, Борка. Все это, конечно, очень печально, но…

Он замолчал.

Борис поднял на него вопрошающий взгляд.

— Есть и похуже кое-что…

Борис насторожился.

— Что еще? Говори скорей.

Аспарух перевел свой опечаленный взгляд на ручей и сказал:

— Обидно, что мне выпала эта горькая чаша… Но что поделаешь. — Он беспомощно развел руками. — Нынче утром, представь себе, когда ты, приступив к работе, начал, как говорится, новую жизнь, они устроили свидание в сосновом лесу. Это было в десять часов двадцать две минуты.

— Свидание? — вскочил Борис.

— Свидание, Борка, — вздохнул Аспарух и откинулся на скамье, словно не имея больше сил продолжать разговор. — Я противник сплетен, — снова заговорил Аспарух, как бы превозмогая себя, — не люблю и шантажа! Но обманывать друга я не могу. Чувствовал, что обязан рассказать тебе все, как бы тяжело это ни было. Хорошо ли, плохо ли я поступил — тебе судить. Ты, в конце концов, можешь рассердиться на меня. Могут еще какие-нибудь истории возникнуть, и я окажусь скомпрометированным, оклеветанным — мне все равно! Для меня куда важнее сказать другу правду, а не шушукаться у него за спиной, как делают другие. Теперь я доволен, что исполнил свой долг. Совесть моя чиста.

Он скрестил на груди руки и замолчал.

Молчал и Борис, и оба долго сидели так, будто прислушиваясь к журчанию ручья; но, занятые своими мыслями, они не слышали плеска воды. Наконец Борис, собравшись с духом, спросил глухим, словно из-под земли идущим голосом:

— А оно… это свидание, как оно происходило!.. Просто вдвоем уединились в лесу… или, что называется, в интимной позе? Как ты их видел?

Аспарух потупился.

— Мне было стыдно смотреть на них… Пожалуйста, не расспрашивай о подробностях. Я просто отвернулся, чтоб не видеть их. Еще раз прошу извинить, что побеспокоил тебя.

Он взглянул на часы и встал.

— Ну, мне пора. Дела ждут. Заказал простыни для общежития. В последнее время столько хлопот навалилось — дух перевести некогда.

Они поднялись, не спеша прошли под кипарисами и снова оказались на главной аллее. Сунув руки в карманы брюк и упорно глядя в землю, Борис шагал молча. Аспарух в своих резиновых тапочках бесшумно выступал рядом, по временам роняя вздохи.

— Понимаю, как тебе тяжело, но еще тяжелей быть рогоносцем, когда все, кроме тебя, об этом знают и никто не хочет раскрыть тебе глаза. Верно ведь?

Борис шел, как идет на виселицу осужденный. Ничего не видел перед собой. Слово «рогоносец» он слышал только в анекдотах, которые часто рассказывали Гита и ее приятели. Он никогда не вдумывался в него, а вот, оказывается, оно имело определенный смысл.

Дойдя в полном молчании до конца аллеи, они повернули обратно и сели на стоявшую в стороне скамейку. Наконец Борис снова обрел дар речи.

— Беглишки, — обратился он несколько тверже. — Ты бы мог повторить все это в суде, если б я вызвал тебя в свидетели?

Аспарух вздрогнул при слове «суд» — оно действовало на него угнетающе. От суда он бежал как от чумы — никогда не был уверен, что ему там не предъявят обвинения.

— То есть как? — спросил он. — В каком смысле в суде?

— Очень просто, — объяснил Борис. — Я подам заявление о разводе, а ты выступишь как главный свидетель… Я должен раз и навсегда разделаться с… с этой…

Он не решился произнести слово, которое вертелось у него на языке, потому что Гита все еще была его женой.

— Нет! — категорически объявил Беглишки. — Нельзя действовать очертя голову! Я, безусловно, готов для тебя на все, но надо собрать и другие факты, понимаешь? Суд — штука капризная, особенно если у тебя недостаточно фактов… Это надо учитывать.

— Какие факты могут быть важнее этих?