Как сейчас модно говорить, «блок силовиков» представляет сотрудник КГБ Филонов-Спецкор («Парижская любовь Кости Гуманкова»): «Не ищите логики в выездных документах. Это — сюр!», «Не надо пугать человека Родиной», «Взлёт — это лишь повод для посадки!».
Из нескольких сугубо штатских афоризмоносцев явно выделяется Каракозин-Джедай («Замыслил я побег…»): «Окапитализдел народ!», «Гегемоном следующей революции будет не пролетариат, а возмущённый покупатель, которому нечего терять, кроме своих рублей!», «Автомобиль — как жена. Недостатки можно выявить только в процессе эксплуатации».
Внимательный читатель может удивиться: «А что, в произведениях Юрия Полякова нет остроумных женщин? Да быть такого не может!» Конечно, не может! Есть. Яркие, но практически единственные примеры — Надя Печерникова («Апофегей») и Нина Варначева («Подземный художник»). Наделив их талантом остроумия, автор интуитивно — а может, сознательно? — как бы подчёркивает, что и в реальной жизни женщин-афористок значительно меньше, чем афористов мужчин (достаточно взять любой сборник современной российской афористики, чтобы убедиться в том, что представительницы прекрасного пола занимают в нём не более 7-12 процентов от общего числа авторов). К слову сказать, именно из уст «умной и язвительной» Нади Печерниковой впервые прозвучало смачное словечко «апофегей».
Так о чём же размышляют наши дамы? Интеллигентно-ироничная Печерникова философствует: «Надо быть большим пакостником, — говорила она, имея в виду Бога, — чтобы в конце до слёз забавной жизни поставить такую несмешную штуку, как смерть… А может быть, это тоже юмор, только чёрный?!», «Если у человека сначала отобрать всё, а потом кидать ему крошки, то он будет благодарить и лобызать кидающую руку, не вспоминая даже, что она, эта рука, некогда всё и отобрала», «Людьми может управлять только тот, кому власть в тягость», «Зануда — человек, которому проще отдаться, чем втолковать своё нежелание это делать», «У нас любят пуганых». А чего стоят её замечательные альковные выражения: «Голосую за мир», «Небывалое единение», «Головокружение от успехов», «Временные трудности», «Введение в языкознание». Очень тонко, но мы ушли в сторону — к афоризмам они, увы, никакого отношения не имеют…
Разухабисто-брутальная Варначева режет правду-матку: «Ни у одного Штирлица не бывает таких честных глаз, как у гульнувшей бабы! В Библии так и написано: не отыскать следа птицы в небе, змеи на камнях и мужчины в женщине…», «Мужчина становится образцовым семьянином только тогда, когда заводит любовницу. До этого он просто зануда и производитель грязного белья!», «Женщин мужики видят в нас только в тот момент, когда надевают кольцо на палец! До этого мы для них всего лишь более или менее удачная комбинация первичных и вторичных половых признаков», «Чем богаче мужик, тем больше у него должно быть детей. Для справедливости!», «Талант должен доставаться стервам!», «Жизнь безжалостна, как нож гинеколога!», «Нудизм — единственное утешение в нашей нудной жизни!».
Наивно было бы полагать, что Юрий Поляков одобряет, разделяет и поддерживает абсолютно все мысли абсолютно всех своих героев. Богатейшее разнообразие мнений и суждений в его творчестве — это стремление показать нашу жизнь во всём её многообразии и противоречивости. Попытка приблизиться к её неоднозначности.
Согласитесь, удачная попытка…
«Универсальный читатник»
Неутомимый и вездесущий Сен-Жон Перс, который наверняка был знаком с творчеством ещё одного великого остроумца — Козьмы Пруткова, вполне бы мог написать парафраз на его известное наблюдение: «Да, есть, о друг Козьма, такие дела, однажды начавши которые, трудно закончить: а) вкушать хорошую пищу; б) чесать, где чешется; в) писать послесловия. Трудно, но надо! Есть такое слово…»
Да, трудно, но есть ещё одно слово, которое позволяет подводить черту. И слово это «итак».
Итак, афоризмы Юрия Полякова — это произведения в произведениях. В большинстве своём они обладают дуалистическим свойством, одновременно являясь и контекстозависимыми и контекстонезависимыми, и философским осмыслением жизни в целом и мгновенной реакцией на быстроменяющуюся действительность (что особенно характерно для публицистики).
Извлечённые и систематизированные, они создают некое новое целостное интеллектуально-эмоциональное пространство, позволяющее со всех сторон и в мельчайших подробностях рассмотреть духовную картину мира автора, его систему ценностей и антиценностей: «жизнь — смерть», «добро — зло», «правда — ложь», «любовь — ненависть», «талант — бездарность», «радость — страдание», «дружба — вражда», «ум — глупость» и так далее, в центре которой стоит человек во всём многообразии (или скудности) внешних связей и богатстве (или нищете) внутреннего мира.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу