Анна Козлова - Все, что вы хотели, но боялись поджечь

И отодрал меня прямо в прихожей.

С собой у него, помимо эрекции, оказались две бутылки французского вина. Мы пили вино прямо в постели, я все время отворачивалась, чтобы не заплакать, а он плакал в три ручья. Выяснилось, что Гриша несчастен и с женой, и на работе. Ему меня не хватает. Он думал, все, что между нами было, — обычная фигня, только секс, но события последних месяцев заставили его изменить свое мнение. В ответ ему и полбутылке красного вина я, захлебываясь, рассказала, как тоже страдала. Он предложил мне прямо завтра позвонить в какую-нибудь говенную туристическую фирму и заказать тур на двоих куда угодно. Чтобы просто побыть вдвоем. Посидеть на пляже, попялиться на закат, попить круглосуточного бухла системы all inclusive.

— Ты хочешь поехать со мной отдыхать? — спросила я, целуя его в губы.

— Да, — ответил он, тоже целуя меня.

Наутро он своего мнения не изменил, и мы забронировали тур в Египет. На двоих. По системе all inclusive.

Когда у него случалось плохое настроение, он меня поучал. Он нарочно задавал мне вопросы, на которые я не знала ответа, а потом с брезгливым участием качал головой. Это означало, что мне удалось в очередной раз его поразить. Своей дремучестью, тупостью и необразованностью. Своим детством.

— Ну а что тут, собственно, удивляться, — говорил он в стотысячный раз, — когда я увидел на тумбочке, сколько там, я забыл, сто, что ли, романов Дарьи Донцовой, о чем вообще может идти речь?

— Я иногда просто хочу отдохнуть умом, — оправдывалась я.

— А ты не отдыхай, не отдыхай умом, Сашенька, — отвечал он, — ты им работай хоть немного.

— Я не дура, — огрызалась я.

— Конечно нет. Ты — набитая дура!

— Если я чего-то не знаю, не надо меня унижать.

— Чего-то?.. Ты вообще ничего не знаешь, тотально ничего не знаешь.

— И что теперь?

— Да ничего, — он пожимал плечами и тут же щелкал меня по лопаткам, — ну, не сутулься, Саша, ты же красивая девица, чего ты согнулась, как вязальный крючок?

— На себя посмотри.

— Что ты сказала? — он даже наклонялся ко мне, чтобы лучше расслышать.

— Ничего.

— Нет, ты произнесла какую-то фразу. Пэтэушницы советского времени. Повтори, пожалуйста.

— Я сказала: на себя посмотри. Тебе по буквам?

Он внимательно смотрел на меня, слегка прикусив нижнюю губу.

— Нет, — говорил он наконец, — не надо, хватит уже с меня на сегодня.

И я взрывалась.

— Ты сам меня доводишь! — кричала я, вцепившись ему в рукав. — Если у тебя плохое настроение, я не обязана все это слушать! Ну, если я такая дебилка, то не встречайся со мной, пошли меня на хуй! Чего ты стоишь, скажи еще, что я — истеричка!

— Это правда.

— Знаешь еще что — правда?

Он молчал несколько секунд. Потом отворачивался, искал по карманам сигареты.

Я давилась слезами, тоже от него отворачивалась. Он замечал, что перегнул палку, и пытался меня развернуть. Я вырывалась.

— Извини, — говорил он, — правда, извини.

Я кивала.

Он становился ласковым и спокойным, рассказывал мне интересные истории, шутил. Я слушала его, изредка перебивая какой-нибудь тупостью. Например, если все это происходило за столом, я сворачивала листик салата, потом надкусывала, показывала ему и говорила:

— Смотри, какая у меня розочка получилась.

Он смотрел:

— Хорошая.

У всех есть недостатки, а у него из них можно было высаживать сады. Честно говоря, он был стареющим похотливым ублюдком, но мне было с ним хорошо. Вернее, я просто не могла без него, он был мне нужен. Когда мы сидели у меня дома на кухне, пили вино, я сворачивала розочки из салата, а он читал мне стихи расстрелянного в 1937 году Николая Олейникова, я чувствовала, что абсолютно, бесповоротно счастлива. Я знала, что даже в одной постели, под одним одеялом, тесно соприкасаясь кожей, я все равно никогда не сумею им насытиться. Рядом с ним мне его не хватало. Мы смеялись, он гладил меня по руке, иногда (после мощного скандала) он становился совершенно расслабленным. И я почему-то тоже. Я шла в душ, мы ложились, переплетались, целовались. Мы трахались, шептались, у меня на губах была его слюна, его запах, я лежала с закрытыми глазами. Потому что все, что он делал со мной, казалось прекрасным.

И когда он кончал (я всегда раньше), мы соприкасались мокрыми лицами, я говорила ему заплетающимся языком:

— Гриша, я люблю тебя, никогда, никто меня так…

Он прикрывал мой рот ладонью:

— Я не верю ни единому твоему слову.

Разлука с любимым, конечно же, обостряет любовь к нему. И думаешь только об этом. Странным образом те горячие точки ваших отношений, те «непреодолимые противоречия», из-за которых вы расстались, забываются. Но никуда не исчезают. Стоит только переспать спустя пару месяцев тоски, как вот оно все разом и вылезает. И, как говорится, снова — здорово, что мы будем делать с этим теперь?