Ирина Дедюхова - Время гарпий

Самой молодой из них была невысокая полноватая особа, которая, только взглянув на необыкновенно красивых девушек-лебедей, обратилась к подругам, сосредоточенно смотревшим на озеро: «А можно в финале написать, что в процессе уменьшения и последующего увеличения мы резко похудели на пятнадцать, тире двадцать килограмм?» И дамы привычно по-гусиному шикнули на нее: «Заткнись!»

Николай догадался, что это и есть Эвтерпа, потому что к ней подошел сатир с его штанами на шее и попытался отнять пару вышитых бархатных подушек. Дама ловко отбивалась от него, пригрозив, что сейчас устроит ему «лебединую песню».

Тут две прекрасных нимфы начали с радостным приветствием сервировать возле него стол, в руке у него оказался большой кубок, который тут же наполнил сатирвиночерпий, и он потерял интерес к бою подушками, развернувшемуся между музами и сатирами, бежавшими на помощь к своему товарищу, явно терпевшему поражение.

Самая худенькая муза, вцепившись в кудри несчастного сатира со штанами на шее, заорала, что он не имеет право портить им культурное мероприятие своим жлобством.

— Так она ведь семь подушек взяла! — чуть не плача, сказал сатир, растирая густую шевелюру. — Это же неправильно, когда у одних — семь подушек, а у других — только одна. Надо же на всех поровну поделить.

— Вот иди и штаны эти на всех подели! — ответила ему Клио. — Мы в кои веки на балет вырвались, а он тут к нам лезет подушки выдергивать! Можно как-то не сбивать пафос текущего момента?

Николай пожал плечами, отвернувшись от них к озеру. Глядя танец белых, будто светившихся под луной девушек, он боковым зрением заметил, как Эвтерпа стала на подушки ногами и громогласно сообщила, что больше не может сдерживаться. Протянув руки к скользившим по воде девушкам, она нараспев стала декламировать стихи Константина Бальмонта, которые Николай когда-то читал.

Душа погружалась в долгожданный покой, а благоухающая природа послушно откликалась поэзии. На последних строчках возле озера появился чем-то смутно знакомый ему принц, с восторгом протянувший руки к Геле. Рассмотреть принца он не успел, в этот момент его кто-то опять ткнул в бок, и до боли знакомый голос произнес прямо над ухом: «Хорошо сидим!»

Он обернулся, с удивлением увидев рядом с собой могучего старца в алой тоге, закрепленной на правом плече круглой бронзовой бляхой.

— Добрый вечер! А там — Игнатенко? — тихо спросил он Хроноса.

— Он самый! — подтвердил тот.

— А я думаю, что так Геля успокоилась, не плачет… Спасибо, даже не надеялся! — окончательно растрогавшись, поблагодарил его Николай.

— Думаешь, мне делать нечего, да? У меня забот — полон рот, — ответил Хронос, набивая рот куском вепря. — Ты понятия не имеешь, сколько сдерживалось время! С конца XIX века заставляют наверстывать! Мне лишние неприятности совершенно ни к чему! Это Каллиопа так написала, будто каждую ночь к заповедному Лебединому озеру прилетают девушки-лебеди, где их на камушке уже поджидает принц, которого под микитки доставляют сюда два гуся — один белый, другой серый. И видеться они могут только ночью!

— Красиво написано, романтично даже, — похвалил Николай.

— Там еще много чего написано, до утра не разгребешь. Длинющий список… но понемногу управимся! — кивнул Хронос, пододвигая к себе большое блюдо с нарезанными овощами, сыром, щедро поливая его оливковым маслом. — Но с этого дня день уменьшается на гусиный шажок, а потом созвездие Лебедя до весны покинет эти широты. И уж там не разгуляешься с гусями-лебедями… Значит, понравилось тебе у нас?

— Большое спасибо, все хорошо! — сдержанно поблагодарил Николай.

— И как это понимать? — повернулся к нему Хронос, подцепляя пару рулетов с его тарелки двузубой вилкой.

— Ну, вы ведь для этого спрашиваете, чтобы я за все вам сказал большое человеческое спасибо? — ответил ему Николай, снисходительно фыркнув. — Огромное вам спасибо, что меня с такой помпой вышибли из родного театра!

— Да для очистки совести и спрашиваю, мне вообще фиолетово, — ответил Хронос, почти опустив лицо в блюдо с тушеными овощами. — Сказали гуся послать, я и послал. Вот не знаю только, зачем непременно за прессой было гусей посылать.