Ирина Дедюхова - Время гарпий

— Но, по-моему, мы уже все вполне ясно различили, — ответила Урания. — Действительно, давайте попробуем без гусей! А какой у Александра Сергеевича замечательный финал получился!

— Интересно, что он сжег десятую главу и закончил именно в том месте, где неясно, как герои распорядятся жизнью дальше, — сказала Клио. — Поэтому некоторые исследователи считают, будто дальше у Татьяны и Онегина должен быть любовный роман. Потом Онегин становится декабристом, его высылают в Сибирь, а Татьяна едет за ним. Желание закончить роман в стихах за Пушкина было настолько велико, что по рукам ходили фальшивые заключительные главы романа.

— Какая пошлость, — возмутилась Эвтерпа. — Конечно, приписать к чужому роману концовку всем хочется. Но разве нам непонятно, что Татьяна уже не вернется к Онегину? Время его ушло, а уж как он его использовал — это его дело.

— Роман и заканчивается тем, что предоставляет полную свободу героям в другом времени, когда закончилась их совместная история, — согласилась с ней Клио. — Дальше их жизни потекут, никак не соприкасаясь. Мне больше нравятся стихи Пушкина, которые он написал гекзаметром, призывая финал романа «Евгений Онегин».

— Мы тоже должны закончить, как полагается! Как хотите, а я начинаю! — заявила Урания и продекламировала:

— Замечательно, Урания! — откликнулась Каллиопа. — Значит, где-то уже здесь отираются наши часики, а протянутую руку можно окунуть в вечные воды Стикса. Мы почти дошли до финала, мы призвали время и справедливый предел. Но сейчас, я чувствую какую-то полную ненужность… «Свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный»!

— Нет-нет! — поправила ее Урания. — Опустошение после яркого финала, конечно, наступить может, но ты же не одна! Давай, пусть финал нас всех приблизит «К жертвенным действам священным, к сему возлиянью честному»!

— Да, ты мысленно стремишься к честному возлиянию, чтобы всем нам было хорошо и замечательно, — нараспев произнесла Эвтерпа, как бы пытаясь гипнотизировать выбитую из колеи Каллиопу. — Мы возлияемся… нет, возлияем… ну, ты сама понимаешь…

— Честное возлияние мне тоже нравится гораздо больше, чем «поденщик ненужный», — поддакнула ей Клио.

— Не говоря уж про этих гусей, — с раздражением заметила Урания. — А то надо как-то собраться перед финалом, а от нашей Каллиопы только и слышим в последнее время: «Гуси-гуси, га-га-га! Есть хотите?…»

— Сама лучше заткнись! — закричала ей Эвтерпа, но поняла, что опоздала, потому что Каллиопа со стоном закончила детский стишок Урании: «Да-да-да!» — Вот зачем ты это сказала? — в отчаянии выдохнула Каллиопа.

Засыпая, Николай долго улыбался, вспоминая триумф Гели, счастливую улыбку, которую он уже начал забывать, видя в последнее время перед собой грустное озабоченное личико.

Сквозь сон ему показалось, будто в ноги к нему слетели две птицы с длинными шеями и принялись с шипением тянуть с него одеяло.

— Это какой-нибудь совершенно чудовищный бред от нервного напряжения последнего времени, — сказал он самому себе, натягивая одеяло на голову с удовольствием проваливаясь в сон, как в огромную перовую подушку, настолько мягкую, что он безвольно выпустил из ослабевших рук край одеяла, зябко поеживаясь от свежего ночного ветра.

Без одеяла ему сразу же приснилось, будто он летит куда-то на огромном, невероятно уютном гусе, которого так приятно обнимать руками, гладя нежные шелковые перышки, словно это был не гусь, а действительно — большая перовая подушка, заботливо набитая Глашенькой и Марией Геннадьевной.

Странно, что раньше ему ничего подобного не снилось, а теперь вот приснилось после жутких рассказов милых нянюшек о том, что творится в театре. Впрочем, что-то такое он читал в детстве про путешествие Нильса с дикими гусями. Чтобы отвлечься от горьких мыслей о театре, Николай заставил себя вспомнить, как Нильс победил полчища крыс, тут же увидев далеко под собой множество серых крысиных спинок, спешивших за гусиной тенью, скользившей по земле. Потом ему пришло в голову, что гуси залетали в средневековый город, и он тут же увидел внизу аккуратные черепичные крыши и башенки ратуши. Перевернувшись на спину, он долго следил за мягкими пушистыми облаками, ровными пушистыми комочками висевшими над ним в небе.