Владимир Корчагин - Две жизни

Он быстро пересек двор и подошел к раскрывшемуся окну. За ним стояла Софья.

— Заходи, заходи скорее, — прошептала она чуть слышно.

— Но почему ты без света? — удивился Сергей.

— Тише! Так нужно. Не стоит привлекать внимание других.

Он ощупью прошел через темные сени и осторожно раскрыл дверь. Софья взяла его за руку и, проведя в глубину комнаты, усадила на стул.

— Понимаешь, я еще засветло заметила, что из того вон сараюшка, что напротив, без конца пялит глаза на мои окна наш бывший завхоз, — высказала она свои опасения Сергею.

— Ярин?!

— Да. И с ним те двое, что приходили утром. Ну да Бог с ними. С тобой мне ничего не страшно. И все-таки не будем зажигать света.

— Да, так, пожалуй, даже лучше… — он нашел в темноте ее руку и легонько сжал тонкие, слегка вздрагивающие пальцы. — Так что ты хотела рассказать мне?

— Не знаю даже, как начать…

— Ты тоже видела какие-то вещие сны? — постарался прийти ей на помощь Сергей.

— Нет. Но мне с ранних лет, с тех пор, как я себя помню, казалось, что в моей памяти сохранилась какая-то совсем другая жизнь, что я уже была взрослой девушкой, воспитывалась в каком-то закрытом привилегированном заведении, была дочерью очень богатых, знатных родителей и в летние каникулы выезжала в их сельское поместье, являющее собою чудо садово-паркового искусства. Имение это располагалось неподалеку от крупного села над небольшой живописной речкой и было окружено сплошным каменным забором. Первое время мне было строжайше запрещено выходить за пределы этой ограды, но когда я подросла, стала почти барышней, строгий запрет отпал сам собой. Кстати, самые яркие проблески в этой непонятной, сверхъестественной памяти относятся как раз к этому, уже взрослому, периоду моей жизни. Ведь именно тогда, в то время я… Но не буду набегать вперед. Так вот, тогда я уже знала, что принадлежу к очень старинному дворянскому роду Мишульских, являюсь единственной наследницей огромного имения в несколько десятков тысяч десятин земли, а речка, что протекает мимо нашего родового имения, называется Ермишь, в честь одного из наших далеких предков Еремея Мишульского.

Не все картины этой прошлой жизни запечатлелись в моей памяти одинаково хорошо. Некоторые из них до сих пор проступают словно сквозь плотное туманное марево. Но отдельные сцены сохранились настолько отчетливо, будто происходили лишь вчера или несколько дней назад. И одной из таких сцен был мой приезд домой после окончания городского учебного заведения. Помню, ехали мы с кучером в открытом экипаже. Была весна. Воздух словно сгустился от запаха цветущей сирени. Река блестела, как пасхальная позолоченная риза. Два белых лебедя неслышно скользили по ее лону неподалеку от небольшой сельской кузницы.

Мы проехали через мост, обогнули убогую придорожную часовенку, и тут я заметила, что возле этой часовни, прислонившись спиной к ее каменной стенке, стоит мальчик-подмастерье, должно быть, подручный кузнеца. Мальчик был примерно моих лет, худой, бедно одетый, но с такими добрыми, ясными глазами, что я невольно обернулась к нему, наши глаза встретились…

— Боже мой, Соня, что ты говоришь! Ведь это… — Сергей больно сжал пальцы девушки. Но в тот же миг дверь боковушки затрещала под ударами чего-то очень тяжелого и о грохотом рухнула на пол, а тьму прорезал узкий луч карманного фонарика, в свете которого Сергей успел рассмотреть согнувшегося, как перед прыжком, Ярина и тонкое лезвие ножа, блеснувшего у него в руке.

Между тем луч фонарика описал широкую дугу и уперся прямо в лицо Софьи. Не было сомнения, что в следующее мгновенье убийца бросится на нее и нанесет ей смертельный удар. Все решали считанные доли секунды, и Сергей, не раздумывая, ринулся на зловещую фигуру с ножом, вложив в этот бросок всю силу, на какую был способен.

Ярин был выше и сильнее Сергея, но, по-видимому, не ожидал ничего подобного, и оба они тут же повалились на пол. Теперь главное было — выбить из рук убийцы нож. Но силы были слишком неравны.

Оправившись от неожиданности, Ярин сильным ударом прижал противника к стене, и прежде чем Сергей мог вскочить на ноги, грудь его пронзила острая, режущая боль.

Последнее, что он услышал, был топот быстрых ног в сенях и голос коллектора Володи:

— Сюда, сюда, ребята! Эти бандюги уже тут. Я выследил их. Держите их, держите! Четверо — к окнам, остальные — за мной!

«Дорогие вы мои», — пронеслось в помутившемся сознании Сергея, и он провалился в черную зияющую бездну.