Алексей Ковалев - Сизиф

— Конечно, я готова выслушать тебя и завтра же отправиться, куда бы ты ни захотел. Но скажи сначала мне, неразумной: почему ты хочешь забыть о том, что так воодушевляло тебя каждый день нашего пути?

Похожего ответа Сизиф очень ждал и боялся не услышать.

— Тебе известно, что по прихоти богов мы пропустили час, и день, и год — и не один, — когда все это могло с легкостью осуществиться. Зачем ты притворяешься неразумной?

— Я знаю, что боги сурово обошлись с твоим братом и его семьей, заставив их наблюдать чудо, свершившееся с нами. Но мне известно и другое: мы с тобой ничуть не переменились, ни в наших летах, ни в наших мыслях. Я знаю, как тебе хотелось попасть в Эфиру, и, право же, без всякого притворства не пойму, что побуждает тебя отказаться от своего намерения.

— Мы шли в Эфиру не убежища искать. До поры до времени я был никем, это правда. Однажды решил — и ты мне в этом помогла — строить свою жизнь самому и сделать ее достойной. Но я не завоеватель. Одно дело, когда само положение дел предлагает человеку занять подобающее место, совсем другое, когда ему предстоит вмешаться в дела целого города и искать путей к власти над ним, пользуясь хитростью и, одни только боги знают, чем еще. Может быть, тебе не так уж важно, кем будет твой муж? Готова ли ты вместе со мной вновь стать никем? Тогда скажи мне об этом прямо, и мы отправимся в Эфиру или куда угодно, выбрав направление по ветру, подувшему с утра, или по полету птиц.

— Мой муж — тот, кто он есть, — отвечала Меропа тихим своим голосом, — никакое положение ничего ему не прибавит и не убавит в моих глазах. Я, правда, не совсем понимаю, что значит быть никем. По-твоему, в Эолии я тоже была никем? Мне так не казалось. Во всяком случае, этот «никто» не был обойден жизнью, своим вниманием меня одарил не только сын царя, но и тот, кого выбрало мое собственное сердце. Мне не хотелось бы, однако, чтобы эти слова звучали возражением. Я вовсе не собираюсь препятствовать твоим желаниям. Я только недоумеваю, откуда пришла к тебе уверенность, что все пропало.

— Оно пропало вместе с жизнью Деиона и остальных моих братьев. В Эфире давно забыли о Коринфе и перестали беспокоиться о наследнике. Там правит сейчас какой-нибудь уважаемый человек, который, может быть, еще и не позволит нам остаться. И я говорю только о том, о чем можно догадаться. О многом мы вообще не знаем, будто вновь родились.

— Так именно об этом и я говорю! У тебя не было никаких сомнений в том, кого ты встретишь в Фокиде, и ты обманулся в своих ожиданиях. Теперь ты делаешь вид, что знаешь, как обстоят дела в Эфире. Но что, если боги призывают нас к осторожности? Мне кажется, пока можно с уверенностью сказать, что постарела лишь Фокида.

— А тополь, вымахавший за ночь у нас перед носом на двадцать локтей? А вдруг обезлюдевшая деревня?

— А Трифон, который постарел вместе с нами всего на семь дней пути, как и моя Халкиноя?

— А братья? Ты не знаешь, что мне поведал Деион об их кончине.

— Не знаю, пока ты не расскажешь мне об этом. Как не знал и ты, пока не услышал от брата. Но что бы оно ни было, это случилось на Деионовом веку, не на твоем. Почему ты не подойдешь ближе, не сядешь рядом и не возьмешь меня за руку, как делаешь всегда, когда тебе нечего скрывать? Ты взволнован, мне хотелось бы тебя утешить, но я не знаю как, не зная, что тебя беспокоит на самом деле.

Настоящий вопрос, который единственно только и заставлял его говорить, действительно не был еще задан. Но вот и уклоняться больше не получалось.

— Кто ты? — заставил он себя выговорить, так и не сдвинувшись с места.

— Вот тебе на, — улыбнулась Меропа. — Что я такого сказала или сделала, что ты меня больше не узнаешь?

— Я видел тебя во сне. Давно, задолго до того, как ты появилась в Эолии… И с тех пор знал, что рано или поздно тебя встречу. Там, во сне, ты была не одна… Тебя окружали сестры…

— Но у меня…

— Вас было семеро, вы убегали от великана-охотника, которому я случайно преградил путь. Это был Орион. И я догадался, что вижу… что боги подарили мне счастье взглянуть на истинную красоту Плеяд, среди которых одна сияла так, что затмевала остальных. Теперь, когда я гляжу на небо, я легко могу отыскать сестер, но тебя нет среди них.

— Ты говоришь безумные слова, — шептала Меропа, не переставая качать головой в решительном отказе. — Мне лестно, мой бесконечно любимый, что так высоки твои мысли о Меропе. Я все бы отдала, чтобы стать для тебя той, которая пришла во сне. Как, может быть, она отдала бы свою небесность за право стать земной женщиной и встретить Сизифа. Но это — все, что я могу тебе сказать. Клянусь нашими будущими детьми, мне не в чем больше признаваться.