Алексей Ковалев - Сизиф

Сидеро, вторая жена Салмонея, не в пример Алкидике, знала, кого берет в мужья. Ловя иногда ее пристальный, холодный взгляд, устремленный на брата, Сизиф не мог избавиться от ощущения, что она прикидывает: долго ли ему еще осталось валять дурака? У нее были основания связывать свое будущее с одной лишь принадлежностью к царской семье, а не с судьбой порченого Эолова отпрыска, потому что выходки его становились все менее безобидными. Сидеро терпеливо дожидалась катастрофы, но в одном ее надежды не оправдались — этот расчетливый брак не приносил детей, и столь желанная ею семейная связь оставалась непрочной, не позволяла ей решительно заявить о своих правах. Даже у никому не нужной Тиро этих прав было больше, и это вызывало ярость, которую мачехе не всегда удавалось скрывать.

Эол с Энаретой, давно махнувшие рукой на бестолкового сына, не очень пеклись и о его неприкаянном ребенке, больше озабоченные будущим своих дочерей, которые с некоторых пор рождались одна за другой, будто вослед проклятию пьяницы Никтея. Сизиф сколько мог заботился о девочке, проводя с нею время в прогулках, напоминая брату, что ей нужны новые сандалии или платье подлиннее. Не успев увести ее из-под очередной вздорной вспышки мачехи, он вытирал Тиро слезы и старался развлечь ее рассказами об их прежних мальчишеских проделках, надеясь внушить девочке то же восхищение ее отцом, какое некогда испытывал сам. Живое воображение, несомненно, было передано ей Салмонеем по наследству, но в этой кудрявой черноволосой головке оно преображалось в еще более странные формы. В четырнадцать лет она заговорила с ним неуверенным, прерывающимся голосом, но без всякого смущения о непременном желании выйти замуж за одного из богов, предпочтительно — за владыку вод Посейдона. И Сизиф не знал, что ей отвечать, ибо казалось, что, кроме как в этих фантазиях, негде больше искать утешения сироте. Да уже и не слишком часто им удавалось проводить время вместе. Тиро выглядела девушкой, а застывший и подозрительный взгляд ее мачехи он теперь все чаще ловил на себе.

Афамант давно правил в Орхомене, Деион — в Фокиде, Магн был так удачлив в устроении дел, что его приморский край вскоре стали называть по имени нового царя Магнесией. Даже младший, Кретей, готовился к принятию власти в Иолке. Сизифа царь эолийцев удерживал при себе, рассчитывая передать ему эту землю, что одновременно и волновало, и огорчало юношу. Он не чувствовал себя готовым управлять людьми, ему хотелось обрести еще какое-то, ускользавшее от него до той поры качество. В любом случае, осуществлять свои царские права Сизиф предпочитал не здесь, где ему пришлось бы лишь следовать по стопам отца, а на новом месте, куда его, как и старших братьев, неожиданно призовут случай и благоприятные обстоятельства.

Была и еще одна причина. С некоторых пор он стал все чаще искать случайной встречи с девушкой, которой прежде не замечал. Она появилась в Лариссе как будто ниоткуда. Судачить с соплеменниками, выпытывая сведения о незнакомке, ему было не к лицу, и он лишь жадно прислушивался к чужим разговорам, где только мог. Но и остальные, похоже, не знали толком, кто она такая. Известно было только, что девушку приютила одна убогая семья. Нечего было и думать о том, чтобы родители, возлагавшие на него наследственные надежды, одобрили брак будущего царя Эолии с нищенкой, а вообразить своей женой другую женщину он уже не мог. Задыхаясь и заранее краснея, он высчитывал время, чтобы оказаться на ее пути, когда она шла за водой или несла белье к памятному ручью. Девушка кланялась ему, пряча глаза, а когда однажды их взгляды встретились, у него остановилось сердце и потемнело в глазах — Сизиф зажмурился и чуть не потерял сознание.

Тем временем простой люд вокруг, как обычно мало что знавший доподлинно, сочинял опасные выдумки об их соперничестве с Салмонеем и о пристрастном самодурстве Эола, желавшего, вопреки традициям и закону, отдать власть не тому, кому она принадлежала по старшинству, кто благодаря своим глупостям оставался на виду и пользовался популярностью, а ничем не примечательному любимчику, который вроде и не проявлял особого желания стать царем, что, в свою очередь, рассматривалось как нечеловеческая хитрость, достойная порицания. Жертвой этих сплетен стала ни в чем не повинная Тиро.

Не зная, как разрешить свое будущее, и понимая вместе с тем, что время уходит и что вот-вот отец приступит к нему с окончательным требованием выбрать себе невесту и приготовиться к царствованию, Сизиф отпросился сходить в Дельфы, чтобы получить, как он объяснял Эолу, благословение богов на столь произвольное, не пользующееся поддержкой подданных правление. На самом деле цель его путешествия была настолько темна и непонятна ему самому, что он только и надеялся на долгую дорогу и одиночество, которые должны были помочь привести в порядок мысли и сообразить, о чем же все-таки хочет он спросить дельфийскую пифию.