Холод пронзил его до самого сердца, и земля уплыла у него из-под ног.
Шли они или летели? Он не понимал. Как во сне, проплыл перед ним знакомый с детства лес, потом овраг, жёлтая тропинка, колючие полузасохшие кусты, серый валун в пятнах лишайника, зияющий чёрный вход.
Они были в пещере Смерти.
Там ничто не изменилось со времени его ученичества. В глубине слабо светился очаг; чёрные камни лежали на прежних местах. Но Смерть сказала:
— Ты видел тут ещё не всё.
Она коснулась стены, и та раздвинулась. Глазам Бартека предстала другая пещера… нет, скорее, бесконечное тёмное пространство, пронзённое бесчисленными огоньками. То были масляные светильники-плошки. Они как будто висели в воздухе, если в этой бездне был воздух. Одни сияли вовсю, другие тускло мерцали; присмотревшись, Бартек заметил и пустые, погасшие.
— Это людские жизни, — объяснила Смерть. — Если огонёк горит ярко, человеку суждено долголетие, если меркнет — жизнь человека может прерваться в любой миг.
— А когда погаснет…
Смерть кивнула:
— Ты понял правильно. Посмотри!
Она протянула тонкую белую руку к пустой закопчённой плошке.
— Это плошка атамана — помнишь его? Он давно повешен за свои дела. Теперь взгляни сюда! Вот светильники дровосека, твоей матери и канонира, — она поочерёдно указала на три ярких и ровных огонька. — Ты рад? Можно было не спрашивать. А это… это твоя плошка, доктор Бартек, мой ученик.
Масло в его плошке почти выгорело; огонёк жалко трепыхался, как обессиленная бабочка в паутине.
— Мне конец, — подумал вслух Бартек без всякого волнения.
— Есть одна надежда, — прозвучал ответ. — Я могу перелить масло из любой плошки в твою, и ты останешься жить.
— Погоди! Ведь тогда кто-то другой…
— Умрёт, — подтвердила Смерть. — Но подумай, сколько людей ты ещё спасёшь своим искусством, скольким вернёшь здоровье! И…
— И для этого нужно, — гневно перебил он, — всего-навсего загубить кого-то безвинного. Нет, учительница, не жди от меня согласия!
Смерть не рассердилась.
— Безвинного, говоришь? Вот что тебя останавливает. Прекрасно! Есть тут светильник одного злодея…
— Злодей, — возразил Бартек, — ещё может раскаяться и попытаться исправить содеянное…
— Будь спокоен: такой никогда не раскается. Это наёмный убийца. Твой разбойник, по крайней мере, пощадил одного человека — тебя. Этот, если ему заплатят, и родную мать не пощадит, убьёт. Он что ни день кого-то губит, а ты — спасаешь! Меж тем ему предстоит прожить многие годы, светильник его почти полон, — а ты. — голос её вдруг дрогнул. — Итак, Бартек?
Она замолкла в ожидании. Беззвучно горели в бездне огоньки людских жизней.
Доктор ответил не сразу.
— Если б суд… справедливый суд… приговорил такого к казни, я не просил бы его помиловать. Если бы он напал на меня, я мог бы убить его, защищаясь. Но отнять у него жизнь, чтобы забрать её себе… Нет, не могу!
— Пожалей если не себя, то его возможных жертв. Пожалей больных, которым ты необходим. Соглашайся, и ты спасёшь их всех.
— Всё равно не могу. Довольно, не томи меня больше! Делай своё дело, учительница.
— Подожди! Ты ни о чём не жалеешь?
Бартек сказал твёрдо:
— Я прожил так, как хотел бы прожить вновь, если бы мог, — он перевёл дыхание. — Жаль матушку; попросить бы у неё прощения: тяжким будет её долголетие. Может быть, люди её поддержат, пациенты мои бывшие… Но ты — ты простишь мне мой выбор?
— Я?
— Ты ведь опять остаёшься одна.
Смерть, ничего не ответив, вдруг закрыла глаза.
— Что ты? — воскликнул доктор. — Что с тобой?! Когда она вновь взглянула на бывшего ученика, взор её странно блестел.
— Учительница, ты… плачешь?
— Первый раз в жизни… — она осеклась и потом прошептала: — Как это больно — быть живой!
Доктор Бартек точно к месту прирос: такую боль он врачевать не умел. А хрупкая женщина в тяжёлых траурных одеждах, безнадёжно смахивая набегающие слёзы, торопливо продолжала:
— Я не знала до сих пор, что такое смерть! Я объясняла тебе, как умирают, от чего… но не знала, что такое смерть! И не узнала бы, если б не ты, мой ученик. Ты увидел во мне жизнь, ты вызвал меня к жизни, а сам выбираешь… Бартек, Бартек!
Она заплакала в голос.
— Что я могу сделать для тебя? — в отчаянии спросил он и услышал:
— Принять мой дар.
Бартек попытался улыбнуться:
— Уж не бессмертье ли?
Смерть отёрла глаза.
— Почти угадал. Когда ты… когда погаснет твой светильник, я его заправлю, и огонёк в нём снова загорится.
Читать дальше