Пришло и ушло рождество. Дни прибывали микроскопически, становилось холодней и мокрей. А в остальном ничего не изменилось. Чарлз начал удивляться, что же, собственно, происходит с ним. Жизнь его входила в привычное русло.
— Что вам необходимо, так это встряска, — как-то вечером сказал ему Фроулиш, откинувшись в кресле и впервые за многие недели поглядев на него внимательно. — Ваша жизнь слишком ограниченна, и в этом ваша беда.
Сам Фроулиш со времени переселения на свой чердак покидал его не более чем на несколько часов, ни к кому не ходил, никого не принимал у себя. Но он был посвященный. Он не нуждался ни в какой встряске.
— Слишком ограниченна, — повторил он, запуская пятерню в свои спутанные лохмы.
Чарлз призадумался. Если уж этот эгоцентричный маньяк заметил в нем какое-то изменение и даже снизошел до диагноза и советов, значит, дело действительно серьезно. Чарлз решил чем-нибудь разнообразить свою жизнь. Тоскливые зимние месяцы надо провести повеселее.
И вот на другой день сразу после работы он принялся приводить тощие ресурсы своего скудного гардероба в какое-то соответствие с требованиями элементарного приличия. Темный костюм, в котором он вступил в свою новую жизнь, к счастью, еще не был заношен — он скоро перестал надевать его на работу. Были в запасе еще почти свежая рубашка и галстук. Ботинки, правда, староваты и скрипучи, но они еще сойдут, да и смены у него не было, кроме высоких рабочих сапог, которые служили ему каждый день.
Надев еще раз форму класса, от которого он отрекся, Чарлз критически осмотрел себя в зеркало Бетти. Если не считать того, что он раздался в плечах, что придавало ему характерную осанку рабочих, с виду он был все тот же. Стрижка в дешевых парикмахерских наградила его уродливым, торчащим во все стороны бобриком, но это было единственным признаком его нового состояния, да и то не слишком приметным.
Снарядившись для рейда на вражескую территорию, он вторгся через вертящиеся двери в городской «Гранд-отель» как раз в обеденное время с намерением провести несколько часов так, как если бы у него был годовой доход в тысячу фунтов. Хотя ему случалось мыть здесь окна, никто не узнал его, да он этого и не боялся — во всяком случае, не выведут же его из ресторана. Устроившись у электрического камина в Дубовой гостиной, он потягивал из стакана крепкий херес и раскупорил пачку дорогих сигарет. Ничего не скажешь — приятно.
Дверь Дубовой гостиной мягко подалась на слабой пружине, и появился холеный, плотный мужчина лет сорока пяти — пятидесяти. Он был упитан, но еще не обрюзг. Темный, хорошего покроя костюм, изысканный галстук, роговые очки — все обличало в нем преуспевающего дельца. Несколькими годами раньше он был, видимо, обладателем роскошной белокурой шевелюры и сохранил еще остатки ее. Он придержал дверь небольшой мягкой рукой.
Вошла девушка. Маленького роста, смуглая, на редкость изящная, с тонкой фигуркой и овальным лицом. Платье на ней было дорогое, но простое того рода простотой, которая граничит с экстравагантностью. Огромные черные глаза девушки улыбались ее холеному кавалеру. Чарлз почувствовал, что он никогда не забудет этой улыбки.
Она заняла место по другую сторону камина, а холеный пошел в буфет за вином. Чарлз наконец спохватился, что не сводит с нее глаз. Продолжать пялиться на нее было бы откровенной наглостью. Он сделал усилие, чтобы перевести взгляд, но мышцы лица не слушались его. Он словно одеревенел, и глаза продолжали упорно смотреть на девушку.
Она, должно быть, почувствовала его взгляд, потому что медленно повернула свою темноволосую головку, мельком холодно осмотрела его и не спеша, но весьма решительно отвернулась. Чарлзу стало скверно. Он презирал себя за сантименты, но это было выше его сил. Он опустил глаза в стакан, в котором оставалось еще с половину доброго хереса, который за минуту до того доставлял ему такое удовольствие. Он быстро допил вино. Оно напомнило ему мочу. Его дорогая сигарета еще дымилась, зажатая пальцами другой руки. Он зло швырнул сигарету в камин.
Холеный принес два бокала и поставил их на столик. Не в силах больше сдерживаться, Чарлз вскочил и направился к двери. Он чувствовал, что ему необходимо сейчас же покинуть ресторан, чтобы вдохнуть холодный ночной воздух и ощутить под ногой твердый камень мостовой. Но тот демон упрямства, который приковывал его взгляд к этому овальному лицу, заставил его свернуть в общий зал. Пока он находился в отеле, была какая-то возможность увидеть ее еще раз.
Читать дальше