Джон Уэйн - Спеши вниз

Чарлз вытащил пачку дешевых сигарет.

— Минуточку, — пробормотал он. — Оставил спички в спальной.

— При чем тут спички! — взвизгнула она, но он выбежал, захлопнув за собой дверь, и бросился вверх по лестнице к себе в комнату.

Первым побуждением его было спрятаться под кровать, но он знал, что это бесполезно. Надо собраться с духом. Закурив сигарету, он глубоко затянулся горьким дымом и повернулся лицом к хозяйке, которая уже настигла его в спальной. И вдруг ум его прояснился: она требует объяснений, ну что ж, он даст их. Не дожидаясь вопроса, он понес небылицы, пространно и подробно расписывая, как руководящий центр «Свидетелей Иеговы» направил его следить за одним из четырех окружных казначеев, Блэкволлским, которого подозревали в различных злоупотреблениях (тут он перешел на таинственный полушепот), и пусть она не обижается, если он о них не будет распространяться. Он тут же сочинил название юридической конторы, в которой был младшим компаньоном. Помнит ли она дело Эванса, то, что заняло так много места на столбцах «Со всего света»? Ну да, она, возможно, не читает этой газетки и не слыхала про Эванса; но, во всяком случае, именно Чарлз разоблачил этого человека. Он говорил внешне спокойно, но не переставал чувствовать себя прескверно. А что касается казначея, то он поселился в маленькой гостинице в самом городе (когда она открыла рот, чтобы спросить «в какой гостинице», он опередил ее, осведомившись, уж не собирается ли она выведать у него служебную тайну), и теперь он вынужден по долгу службы перебраться в ту же гостиницу.

— Так что видите, миссис Смайт, говоря вам, что мне необходимо переехать поближе к месту работы, — тут он веско улыбнулся, — я был скрупулезно точен.

Впервые за свои пятьдесят шесть лет миссис Смайт лишилась дара речи. Она уловила едва ли треть из того, что он говорил, и ее голова шла кругом. У нее было единственное желание — поскорее избавиться от Чарлза Ламли. Победа была за ним.

На утро с чемоданом в руке Чарлз в последний раз споткнулся о зашарканный половик и выбрался на июльское солнце. Лежа ночью без сна, Чарлз предвкушал удовольствие от того пинка, который он охотно и рассчитанно отпустит собаке, если та вздумает его облаять. Но именно сегодня, впервые со дня его появления в доме, собаки не было на месте, и он удалился без шума.

Чарлз был уверен, что миссис Смайт, высунувшись из-под пожелтевших кружевных занавесок гостиной, провожает его подозрительным, беспокойным взглядом, и постарался пройти по улице с самым независимым видом. Но ему ясно было, что три недели, проведенные в Стотуэлле, были напрасно потерянным временем: двадцать одно бесцельное утро и столько же отупляющих дней и гнетущих вечеров, которые ни на минуту не проясняли его безнадежно упорствующих мыслей. Как часто за последний проведенный в университете год он поздравлял себя с тем, что нашел выход из привычного тупика; в тех случаях, когда у него возникала назойливая мысль («а чем он будет жить через несколько месяцев?»), он гнал ее прочь, обещая себе заняться этим и всем остальным после нескольких недель покоя и одиночества. Тогда на все вопросы о планах на будущее он отвечал: «Простите, но сейчас я не принимаю никаких важных решений. Нельзя же все сразу, знаете ли. В данный момент я готовлюсь к экзаменам и, — добавлял он торжественно, — стараюсь жить, как подобает нормальному человеку. А когда с университетом будет покончено, тогда я подумаю, как мне зарабатывать на жизнь, не выделяя этого вопроса из ряда других важных проблем». Такие ответы очень подбадривали его. Он даже обставил свой отъезд незатейливым церемониалом. Тот город, куда он удалится, чтобы принять обдуманное решение, был выбран на дружеской вечеринке. Он попросил приятелей написать на листе названия десятка небольших городков, где можно снять комнату подешевле, и с великолепной небрежностью ткнул наугад булавкой.

— Мне совершенно безразлично, — высокомерно изрек он, — будет это деревня или промышленный центр: взор мой будет устремлен только внутрь меня самого.

По забавной случайности игла его в первый раз ткнулась в тот из всех городов Англии, который был для него ни к чему: город, где он родился, рос и где жили его родители; название города без всякой задней мысли было вписано одним из его приятелей. При второй попытке булавка ткнулась в самый край листа, и лишь в третий раз он угодил прямо в Стотуэлл. Полный надежд, он спешно прибыл на другой конец страны, в это скопище грязных улиц и фабрик, только для того, чтобы несколько драгоценных недель кусать себе ногти, не зная, на что решиться. Ничто так и не было решено, даже такой простой и насущный вопрос «чем заняться?», не говоря уже о более глубоких и сугубо личных проблемах, которые он годами накапливал в ожидании этой небольшой передышки.