Богомил Райнов - Только для мужчин

«Однажды в ноябрьский воскресный день, ближе к вечеру…» Только до вечера еще далеко. Сейчас раннее утро, кого-то уже принесло ко мне – в дверь звонят. Оказывается, воспитательница опять привела детей. От холодного ветра носишки у обоих красные.

– Нам не хочется злоупотреблять… но они, бедняжки, просят, – оправдывается женщина. – Я знаю, что эти малыши для вас чужие и вы не обязаны ими заниматься, но они…

– Как это чужие? – прерываю я ее. – Я же их дядя. Скажи, Гошко, я дядя тебе, верно?

– Дядя, дядя! – подтверждает малыш звонким своим голоском.

– Дядя… – тихо произносит и Румяна, касаясь ручонкой моего рукава, как бы желая убедиться, что я есть, что я рядом.

– А вот и наши детки! – подает голос Лиза, подоспев из кухни. – Я знала, что вы сегодня придете. Я покупаю две булочки на завтрак, а сегодня купила четыре.

Весьма сомнительно, потому что они с Илиевым договорились идти в кино. Но одна маленькая деталь приводит меня в растерянность: Лиза отказывается от кино, чтобы мы могли погулять с детьми. Бедный инженер. Теперь он должен торчать на холоде, продавать билеты. Да и мне не позавидуешь. Похоже, я еще не скоро услышу долгожданную заветную фразу о моем чулане…

В общем, воскресный день проходит довольно-таки патриархально, и вечер тоже. Даже старики почти не цапаются у телевизора, если не считать отдельных колкостей, прозвучавших как ленивый звон шпаг. Зато вечер понедельника проходит куда более драматично. Когда мы, придя в гостиную, рассаживаемся по своим местам, то переглядываемся с недоумением и беспокойством. Инженеру не терпится первому взять слово, но ему неловко. Так что слово – по праву отца – берет Димов.

– Что-то Елизавета не идет? Да и машинка вроде не стучала сегодня…

– Елизаветы нет дома, – отвечаю я.

– Как нет дома? – восклицает инженер.

– Что, уехала? – рычит Несси,

– В чем же дело? – подозрительно смотрит на меня Рыцарь.

Они все смотрят на меня подозрительно, словно спрашивая: «Что ты темнишь?»

– Не знаю, в чем дело, но она ушла утром и пока не возвращалась.

Мое коммюнике встречается с явной враждебностью, выразителем которой, по-прежнему пользуясь правом отца, выступает Димов:

– Вы там случайно не поссорились?

– С какой стати мы будем ссориться? – небрежно бросаю я.

– Надо сообщить в милицию! – вдруг предлагает Несси.

– Только не это, – сухо возражает Димов. – Если понадобится, мы сами ее разыщем.

В эту минуту раздается голос разума. Конечно же, исходящий от инженера:

– Я полагаю, нам не следует торопиться. Может, у нее какие дела… В любой момент она может вернуться а мы – розыски!

– Вернется она, как же. После дождичка в четверг, – роняю я с присущим мне скептицизмом.

– Вы поссорились? – вспыхивает Димов.

– Что за вздор! Какие у нее могут быть дела в городе? Никаких других дел, кроме пишущей машинки, у нее нет. А раз ее до сих пор нет дома, значит, она не вернется.

– Надо сообщить в милицию, – снова рычит Несси, но теперь уже стоя, дергая кверху ремень, словно готовясь к дальней дороге.

– Никакой милиции! – Димов вскакивает. – Если понадобится, я сам пойду ее искать. В конце концов она моя дочь, а не ваша.

– Спохватились… – презрительно бормочет Несси.

И тут снова в разговор вступает дитя технического прогресса:

– Ну, товарищи, зачем же так? Давайте сядем и спокойно обсудим создавшееся положение, как подобает разумным людям. А заявить в милицию мы всегда успеем.

– Никакой милиции! – снова возражает Димов и садится.

Усаживается на свое место и Несси, обеими руками обхватив свой живот, словно успокаивая его: «Спокойно, спокойно».

– Если отправляться на поиски, нам следовало бы начать с Лизиной матери, – говорю я.

– Резонно, – признает Несси. – Но где она живет?

– Вероятно, товарищ Димов знает.

– Я не могу туда ехать, – ерзает Димов.

– Не обязательно вам ехать, – говорю я. – Могу и я съездить… Либо Илиев.

– Вы лучше не встревайте, – жестом останавливает меня Димов, как будто я уже настроился идти. – Я вам об этом не говорил, Павлов, но у вас удивительная манера шутить с людьми, подзуживать их…

– Что-то не замечал…

– А я давно замечаю. И могу себе представить, как вы встретитесь с той истеричкой и во что это выльется.

– Тогда давайте я поеду, – предлагает Илиев.

Предлагает, но с оговоркой, что лучше все же выждать какое-то время. Прения продолжаются, и наконец принимается решение подождать до следующего дня (поскольку утро вечера мудренее). Все расходятся в минорном настроении, никто не хочет даже посмотреть пьесу, сгущенный драматизм которой льется по первому каналу полноводной рекой.