Богомил Райнов - Только для мужчин

сесть в кресло, возвращается к письменному столу и поднимает трубку:

– Это я, да. Слушаю…

Секретарша приносит на небольшом подносике бутылку тоника и стакан, очень похожий на банку из-под конфитюра. Поставив все на столик передо мной, она смущенно произносит «пожалуйста» и уходит. Совершенно невзрачная, бесцветная, как вид из этого окна, она чем-то напоминает вторую жену моего отца.

А директор все так же держит трубку, отстранив ее от уха, и вид у него такой, будто он не слушает, а досыпает то, что недоспал утром.

Наконец он хмуро и сонно произносит:

– Как ничего не делаем? Люди надрываются… Он замолкает, вероятно захлестнутый встречным

словесным потоком, затем говорит уже не так сонно:

– На что дали сырье, то и производим… А ежели важней другое, то пускай нам обеспечат хлопок. Без собаки зайца не поймаешь… Что? Как то есть не настаивали? Да мы тонну бумаги израсходовали, переписка налицо!… А почему бы вам не попробовать?… Вот-вот, попробуйте лбом стену прошибить…

Разговор продолжается еще какое-то время, наконец директор заключает вполголоса: «А чего тут сердиться, мне не привыкать», – и кладет трубку. Он садится в кресло напротив меня, но смотрит не на меня, а куда-то в сторону, словно где-то там, в стороне, стоит невидимый оппонент, с которым он продолжает мысленно спорить.

– Как видите, проверок и без вашей хватает, – бормочет директор, поглаживая подбородок, словно хочет убедиться, что он действительно небрит. – К нам идут отовсюду. По десять раз в день. А вам не помешает самому пройтись по заводу. Загляните в партком, к профсоюзному руководству, потолкуйте с работницами – словом, будьте как дома. А когда устанете, возвращайтесь ко мне. Прокатимся на машине, я покажу вам свою виллу. Ведь в письме и про виллу говорится, верно?

Я довольно долго шляюсь по заводу в сопровождении секретаря парткома. «Директор и секретарь парткома – два сапога пара», – сказано в письме. Похоже, тут обо всех так можно сказать, потому что повсюду одно и то же – все с головой погрузились в работу. Никто не обращает на нас внимания.

– Привыкли, – поясняет секретарь парткома. – Осточертели им проверки.

– Все-таки доносы пишут не без причин?

– Причин много. – Например?

– Например, то, что директор человек не здешний. А местные считают, что этот пост должен занимать кто-нибудь из них. «Аж из Софии прислали человека! А мы тут что, все олухи?»

– А о «человеке из Софии» вы какого мнения?

– Кто из нас безгрешен? Резковат, хотел было сократить штаты и повысить зарплату, да наверху не разрешают. Началась текучесть…

– Есть недовольные? – спрашиваю я вдруг.

– Находятся. Среди уволенных. На другом заводе платят больше, но работа трудней. Прилежные от нас уходят, а ленивые предпочитают оставаться. Если выгонишь, наживешь себе врага на всю жизнь.

– А в целом все в порядке…

– Какой там порядок. У нас и с ассортиментом дело дрянь. Только причина не в директоре. Зависело бы от него, работницы первые подняли бы шум – ведь они теряют премиальные.

Все это мне знакомо более или менее, но я обязан довести дело до конца. Так что приходится выяснять и другие вопросы. С наступлением обеденного перерыва мы с директором садимся в разболтанную черную «Волгу»…

– Куда, товарищ директор? – спрашивает шофер.

Длинные космы и свисающие усы делают его похожим на джазиста.

– Поехали на виллу!

Сначала машина катит по асфальту, затем сворачивает на проселок. От нечего делать я гляжу в окно на ржавую листву придорожных кустарников. Директор молчит – он дремлет.

Наконец шофер резко тормозит, и это заставляет шефа очнуться. Он вылезает из машины, я следую его примеру, и мы продираемся сквозь ржавый орешник, сквозь шорох сухой его листвы, а вокруг витает тот осенний, кладбищенский дух, о котором я вроде бы уже упоминал.

– А вот и вилла! – говорит директор, когда мы выходим на открытое место.

Среди высохшего бурьяна перед нами стоит какой-то сарайчик, построенный, видно, давно, потому что дощатые его стены побурели от дождя и снега. И, вероятно, давно заброшенный, если в нем вообще когда-либо жили люди. Кому она нужна, эта «вилла»? Разве что мне. Ведь вторая моя мечта – мечта-минимум – забиться вот в такую глухомань, растянуться среди бурьяна, уставиться глазами в небо и размышлять о том, что было бы, если бы гравитацию вдруг отменили и я бы стал падать в эту бесконечную бездну, зияющую у меня над головой…