– Этот номер вы, похоже, частенько выкидывали…
– Частенько, – соглашается Лиза.
– Какая же была польза от этих побегов?
– Не думала я о пользе. Почему обязательно должна быть польза?
– Но если поступок не приносит пользы, какой смысл его повторять?
– Кое-какая польза все же была, – бормочет она, небрежно пожимая округлыми своими плечами. – После каждого моего побега мать, бывало, до неузнаваемости размякает. Родненькая… Дитятко мое… Радость моя… Ненадолго, правда, но все-таки размякает.
Сбежать. Простейший и самый верный способ избавиться от всего и от всех. Вероятно, это вошло у нее в привычку с детства, уже после первых домашних конфликтов. Может быть, преследуемого зайца такой примитивный рефлекторный порыв может спасти, но в человеческом обществе, где существуют удостоверения личности и прописка, проку от него немного. Бегство длится до определенного момента – до тех пор, пока тебя не сцапают.
– Это все? – спрашиваю я.
– Почти. Было у меня еще одно увлечение, да неохота сейчас рассказывать. Это совсем другая история.
– Ваши увлечения меня не интересуют. Я о другом.
– Ну так это все.
– Чего же они теперь от вас хотят?
– Теперь они требуют перстень – тот, который мне дал Мони. А на самом деле им ожерелье спать не дает.
– Скажите, что его нет и не было.
– Я говорила – не верят.
– Получается, что ваши выдумки убедительней вашей правды.
– Это вам решать, – произносит она с равнодушным видом.
– Предложите им обмен: они возвращают ваш перстень, а забирают свой.
– Предлагала, да не такие они дураки. У них теперь своя версия: они не имеют никакого отношения к моему перстню. И вообще не знают, кому я его отдала и зачем, Самое скверное то, что так оно и есть, – они с самого начала так все подстроили.
– Может быть, вернем им деньги за перстень Мони – и делу конец?
– И на это они не идут. Это, дескать, семейная реликвия или что-то там еще… Я же вам сказала – они тянутся к ожерелью.
– А не боятся они дотянуться до милиции?
– Вот уж нет. Они понимают, что я не пойду жаловаться. Кто прошел через чистилище, жаловаться не станет. А если бы я была из тех, что жалуются, мне бы не пройти чистилища…
– И вам безразлично, что они считают вас дурой?
Лиза смотрит на меня, как видно решая, промолчать ли в ответ на мой комплимент. И лишь минуту спустя отвечает устало:
– Знаете, если бы то там, то сям не попадались дураки, Тони, в этом мире некого было бы уважать…
Она снова замолкает, а чуть позже говорит с ноткой оптимизма в голосе:
– Ладно. Как-нибудь да выкарабкаюсь.
Нет, в ней все-таки есть что-то симпатичное, в этой гусыне. Не столько в ее глупых историях, сколько в том, как она к ним относится. А относится она к ним именно как гусыня. Выйдет из воды на бережок, отряхнется и говорит как ни в чем не бывало: а теперь пошли дальше.
Ты и сам ничего не любишь принимать близко к сердцу и не имеешь привычки изображать себя мучеником. Что-что, а это уж ты хорошо себе уяснил: никто ничего тебе не должен, потому что никто ничего тебе не обещал, и если ты не в долгу перед этим миром, то и он ничем тебе не обязан – словом, вы квиты.
И все-таки где-то там, на самом-самом дне, в самых тайных глубинах, шевелится у тебя мыслишка, что ты жертва. Неизвестно отчего и почему, но жертва. Несмотря на то, что все твои драмы, сваленные в одну кучу, вряд ли могут сравниться с тем, что эта гусыня пережила за каких-то пять лет. Однако она вовсе не считает себя жертвой, не сетует на жизнь. Напротив, с невозмутимостью истинной гусыни она в очередной раз вылезает из болота, отряхивается и бодро произносит: а теперь пошли дальше. Может быть, даже не спрашивая себя: куда. Скорее всего, к другому болоту.
Ничего не поделаешь, придется мне вмешаться в эту изумрудную аферу. Я, конечно, мог бы сказать: не впутывайте меня в эти ваши истории, я не настроен заниматься глупостями. Но я этого не скажу. Наверное, потому, что я начал просыпаться от спячки. Да и как не проснуться, когда тебя словно дубиной по голове огрели? Проснешься, если ты еще жив.
Единственный след – адрес Лазаря. Но к чему он мне, этот адрес? Да на черта он мне сдался, этот адрес, повторяю я про себя на другой день, обдумывая в одиночестве, как быть дальше.
«Они» (как называет их Лиза) живут словно раковые больные. А твоя жизнь и вовсе не похожа на жизнь живого человека. Каждый по-своему с ума сходит. Какие у тебя основания им мешать?
Трудный вопрос. Ты мешаешь им, желая прийти на помощь ей. Но это не ответ, потому что тут же возникает следующий вопрос: а с какой стати ты должен ей помогать? Где сказано, что ты должен помогать кому-то? В Библии? И если ты получил удар однажды, может ли это служить для тебя основанием лезть под новые удары?
Читать дальше