Павел Зайцев - Увидеть море

Мои подвыпившие отец и дядя даже поднялись и толкнули по пламенной речи с похвалами в адрес красоты и талантливости Снежаны и Аревик. Ликование на армянской стороне и подавно было безудержным.

Однако мы с Мишей знали, что точку в соревновании ставить рано. Оторвав Толика от наматывания словесной лапши на прекрасные ушки Светкиной сестры, я подтолкнул его в сторону микрофона.

- Все знают, что Паша хороший друг и достойный спутник для Светы, — издалека начал Толик, — но мало кто знает, что кроме этого он ещё и поёт, — Толик многозначительно посмотрел на собравшихся. — Так попросим же его почтить уважаемых гостей песней!

Плотный концертный график в институте и ежедневное многочасовое пение в подземных переходах к тому времени сделали из нас с Мишей настояших мастеров пения «а капелла» (то есть пения без музыкального сопровождения). Не одну пьянку среди музыкальных коллег мы просиживали, раскладывая на голоса всевозможные композиции. Но была одна, которая, на мой взгляд, как нельзя лучше приличествовала случаю. Мы с Мишей вышли на сцены с деланно скромными физиономиями и взяли в руки по микрофону.

- Что играть? — обратился к нам взмыленный от жары синтезаторщик.

- Отдохни, — отклонили мы его услуги, — мы сами.

Выждав пару секунд, пока гул утихнет, я глубоко вздохнул и запел чистым и проникновенным голосом:

- Выйду ночью в поле-е с конём, — понеслось над притихшей толпой, — ночкой тёмной тихо пойдём, — подхватил Миша в терцию.

Наши голоса, усиленные микрофонами, звучали то задушевно, то набирали мощи и звенели неистово и пафосно. В кульминационный момент песни синтезаторщик за нашей спиной не смог оставаться равнодушным и ворвался с лирической подкладкой из скрипичного оркестра на своём синтезаторе.

- Золотая рожь, да кудрявый лён, я влюблён в тебя Россия, влюблён, — на фоне пронзительных скрипок куплет прозвучал так величественно, что в последующей паузе наступила мёртвая тишина, на мгновение стало слышно, как в соседнем селе за рекой лают собаки.

Я выдержал театральную паузу и закончил один, вложив в последнюю строчку всю проникновенность и задушевность, на которую был способен:

- Мы идём с конём по по-олю вдвоём.

Труднее было выбрать более удачный момент для этой песни. Вся свадьба взорвалась ликующими криками и аплодисментами. Это был конец соревнования и настоящее начало свадебного торжества.

Уже никто после этого не путал моего имени. Армяне были так впечатлены нашим исполнением, что я для них уже стал не человеком из противоборствующего лагеря, а что ни на есть «своим» родственником. Многочисленные Светкины дяди и тёти смешали ряды и бежали обниматься и чокаться с моими родителями и родственниками. На нашей свадьбе наступил полный интернационализм и «встреча на Эльбе».

- Павлик, — отец отозвал меня в сторону и произнёс торжественным тоном, — сегодня ты сделал меня очень гордым, что у меня такой сын. Счастья, вам сынок, со Светой в жизни, и спасибо, что доставил нам с мамой такую радость!

Поцеловавшись около тридцати раз на пресловутое «Горько», мы с невестой незаметно улизнули с торжества. Навстречу попался мрачный Толик.

- Ну как там у вас с Юлей? — заговорщически подмигнул я «дружку».

- Да, никак, блин! Там папа её за ней, как ищейка следит, только отойдём куда-нибудь — «Юля-я… у вас всё там хорош-о-о?!» — Толик раздражённо передразнил Юлиного отца. — Пойду, нажрусь с горя!

- Ладно, давай, удачи, ловелас, — со смехом я и Света попрощались и направились в подготовленную для молодоженов комнату.

Жара, усталость и нервы сделали своё дело. Добравшись до кровати, мы рухнули в постель и проспали всю нашу первую брачную ночь, как убитые.

На пятом курсе учиться совсем не хотелось. Взрослые, зачастую уже женатые люди, без пяти минут свободные кузнецы своего счастья, и вдруг — учиться. Нелепица какая-то.

Единственное дело, которое приличествовало, по нашему мнению, умудренным двадцатилетним мужам — это солидно попивать водочку по вечерам, ругая правительство и безденежье. На пары мы ходили регулярно — каждые две недели, но этого садистам-преподам казалось мало. Пятикурсников ждало испытание педагогической практикой.

Женская половина будущих учителей тряслась от ужаса. Сдавать преподам вызубренные «домашки», это не урок вести. Дитё оно в массе — свирепое: всех пробует на зуб, и при любой слабине разорвёт в секунду. Особенно это касается подростков. С младшими полегче, но тоже не сахар. Тут и лидерские навыки требуются, и умение выступать перед незнакомой аудиторией, и педагогическая жилка. В общем, как сейчас бы сказали — челендж!