Дженни Даунхэм - Пока я жива

Пролезая обратно в дыру, я цепляюсь за забор. Птица высвистывает затейливую мелодию. Папа стоит на заднем крыльце с ананасом в руке. Добрые знаки. Нечего бояться.

Я возвращаюсь в шезлонг. Зои притворяется, будто спит, но, когда я сажусь, приоткрывает один глаз:

— Вот интересно, влюбилась бы ты в него, если б не болезнь?

— Конечно.

— Джейк красивее.

— Адам намного приятнее.

— Наверняка он тебя иногда бесит. Несет чушь или пристает, когда тебе не хочется секса.

— Нет.

Зои бросает на меня сердитый взгляд:

— Может, он вообще не парень?

Ну как ей объяснить? Рассказать, как уютно его рука обнимает меня ночью за плечи? Как от часа к часу меняется его дыхание, так что я узнаю по нему рассвет? Проснувшись, он меня целует. Мое сердце все еще стучит, потому что он кладет руку мне на грудь.

По дорожке подходит папа с ананасом:

— Иди в дом. Филиппа пришла.

Но внутрь идти не хочется. Мне душно в четырех стенах. Хочется остаться под яблоней, на весеннем воздухе.

— Пап, попроси ее выйти сюда.

Он пожимает плечами и уходит в дом.

— У меня должны взять анализ крови, — поясняю я Зои.

Она морщит нос:

— Ладно, я все равно замерзла.

Филиппа натягивает стерильные перчатки:

— Ты по-прежнему вся в любви?

— Завтра у нас юбилей.

— Десять недель? Что ж, любовь творит чудеса. Я буду советовать всем своим пациентам влюбиться.

Она поднимает мою руку вверх и протирает катетер марлевым тампоном.

— Вещи собрала?

— Пару платьев. Бикини и сандалии.

— И все?

— А что мне еще нужно?

— Во-первых, хотя бы лосьон от солнца, панамку и теплую кофту! Мне не улыбается лечить тебя по возвращении от ожога.

Мне нравится, как она возится со мной. Уже много недель она моя постоянная медсестра. Думаю, я ее любимая пациентка.

— Как поживает Энди?

Филиппа устало улыбается:

— Всю неделю валяется с простудой. Разумеется, он утверждает, что это грипп. Ты же знаешь мужчин.

Вообще-то нет, но я все равно киваю. Интересно, любит ли ее муж, хорошо ли ей с ним, млеет ли он в ее крепких объятиях.

— Филиппа, а почему у вас нет детей?

Набирая кровь в шприц, она пристально смотрит мне в глаза:

— Слишком страшно. Я бы этого не вынесла.

Она набирает еще один шприц крови, переливает в пробирку, промывает катетер физраствором с гепарином, убирает вещи в саквояж и поднимается на ноги. На мгновение мне кажется, что Филиппа наклонится и обнимет меня, но нет.

— Хорошо тебе съездить, — желает она. — Не забудь отправить мне открытку.

Я провожаю ее глазами. На крыльце она оборачивается и машет рукой.

Из дома выходит Зои.

— Что они ищут у тебя в крови?

— Патологические изменения.

Она кивает с умным видом и садится обратно в шезлонг.

— Кстати, твой папа готовит обед. Скоро принесет сюда.

Танцует лист. По лужайке ползет тень.

Повсюду знаки. Одни я выдумываю. Другие мне сами являются.

Зои хватает мою ладонь и прижимает к своему животу:

— Она ворочается! Положи сюда руку. Нет, вот сюда. Чувствуешь?

Ребенок двигается медленно, словно крутит самое ленивое сальто на свете. Мне не хочется убирать руку. Пусть ребенок толкнется еще.

— Ты первая, кто почувствовал, что она ворочается. Ты ведь почувствовала, правда?

— Правда.

— Представь ее себе, — настаивает Зои. — Ну представь.

Я часто думаю о ней. Я нарисовала девочку на стене над кроватью. Рисунок так себе, но все пропорции соблюдены — ножки, животик, окружность головы.

Десятый пункт моего списка. Лорен Тесса Уокер.

— Позвоночник уже образовался, — рассказываю я Зои. — Тридцать три позвонка, сто пятьдесят суставов и тысяча связок. Глазки открыты, ты знала это? И сетчатка сформировалась.

Зои моргает, словно ей не верится, что кто-то может это знать. Я умалчиваю, что ее собственное сердце работает в два раза быстрее обычного, пропуская шесть литров крови в минуту. Она бы наверняка перепугалась.

По дорожке подходит папа.

— Все готово.

Он ставит поднос на траву. Авокадо и кресс-салат. Ананас и дольки киви. Тарелка красной смородины.

— Значит, бургеров нам не видать? — любопытствует Зои.

Папа бросает на нее хмурый взгляд, понимает, что она шутит, и усмехается:

— Я за косилкой.

Он уходит в сарай.

В дырку в заборе пролезают Адам с мамой.

— Хорошая сегодня погода, правда? — говорит Салли.

— Весна, — отвечает Зои. Ее рот набит кресс-салатом.

— Еще нет. Часы не переводили.

— Значит, просто плохая экология.