Дженни Даунхэм - Пока я жива

— Может, такое случается осенью, — предполагает Зои. — Или виновато загрязнение окружающей среды. Планета бьется в агонии и умирает. Считай, тебе повезло, что ты отсюда смотаешься.

Потом Зои говорит, что хочет писать, спускается по лестнице на пляж и присаживается на корточки. Я глазам своим не верю. Вокруг никого, но обычно Зои беспокоится, как бы ее кто не увидел. Ее моча вымывает ямку в песке и утекает. Есть что-то первобытное в том, как она рывком поднимается и шагает ко мне.

Мы стоим бок о бок и любуемся морем. Оно обрушивается на берег и, белея пеной, отступает.

— Зои, я так рада, что ты моя подруга, — признаюсь я и крепко сжимаю ее руку.

Мы идем к порту. Я едва не рассказываю Зои про Адама, мотоцикл и о том, что случилось на холме, но мне трудно об этом говорить, да и не хочется. На меня нахлынули воспоминания. Здесь все знакомо: и сувенирная лавка с ведрами, лопатами и стойками открыток, выбеленные стены магазина мороженого и огромный розовый светящийся вафельный рожок на улице. Мне даже удается отыскать дорожку у порта — короткий путь к отелю.

— Здесь все изменилось, — делюсь я с Зои. — Раньше все было больше.

— Но отель тот?

— Ага.

— Отлично. Теперь мы можем вернуться обратно?

Я открываю калитку и иду по дорожке.

— Хочу спросить, не позволят ли мне взглянуть на комнату, в которой мы останавливались.

— О боже! — ворчит Зои и прислоняется к стене, настраиваясь на ожидание.

Дверь открывает женщина средних лет. Она полная и добродушная; на ней фартук. Я ее не помню.

— Да?

Я рассказываю ей, что в детстве приезжала сюда каждое лето на две недели; мы снимали семейный номер.

— Вы хотите снять комнату? — спрашивает женщина.

Мне это в голову не приходило, но я внезапно понимаю, что безумно этого хочу.

— А можно ту же самую?

Сзади по тропинке подходит Зои, хватает меня за руку и разворачивает к себе:

— Что ты вытворяешь?

— Снимаю комнату.

— Я не могу тут остаться, мне завтра нужно в колледж.

— Тебе вечно нужно в колледж, — отмахиваюсь я. — И у тебя еще много дней впереди.

Кажется, это прозвучало очень убедительно и, похоже, заткнуло Зои рот. Она садится, прислоняется к стене и смотрит в небо.

Я поворачиваюсь к женщине.

— Извините, — говорю я.

Она мне нравится. Она ничуть не подозрительна. Наверно, я сегодня выгляжу на все пятьдесят и хозяйка решила, что Зои — моя несносная дочка-подросток.

— Там теперь стоит кровать с балдахином, — рассказывает женщина, — ванна и туалет по-прежнему в номере.

— Отлично. Мы его снимем.

Мы поднимаемся за ней по лестнице. Огромная задница хозяйки покачивается из стороны в сторону. Я представляю себе, что было бы, если бы эта женщина была моей матерью.

— Вот, пожалуйста, — произносит она, открывая дверь, — мы все полностью переделали. Наверно, вам покажется, что теперь комната выглядит по-другому.

Так оно и есть. Кровать под бархатным балдахином занимает почти всю комнату. Она высокая и старомодная.

— У нас частенько останавливаются новобрачные, — поясняет женщина.

— С ума сойти! — ворчит Зои.

Так странно снова очутиться в солнечной комнате, где я просыпалась каждое лето. Двухъярусных кроватей больше нет — вместо них стоит столик с чайником и чашками. Но арочное окно выглядит как раньше, и вдоль стены вытянулся все тот же гардероб.

— Располагайтесь, — говорит хозяйка.

Зои сбрасывает туфли и залезает на кровать.

— Этот номер стоит семьдесят фунтов! — замечает она. — У тебя хотя бы есть деньги?

— Мне просто хотелось взглянуть.

— Ты с ума сошла?

Я забираюсь рядом с ней на кровать:

— Нет, хотя то, что я хочу сказать, может показаться глупостью.

Зои приподнимается на локте и бросает на меня подозрительный взгляд:

— Ну, давай рассказывай.

И я рассказываю ей о том лете, когда мы приехали сюда в последний раз. Мама с папой ссорились чаще обычного. Я рассказываю, как однажды мама отказалась завтракать, заявив, что видеть не может сосиски с консервированными помидорами и дешевле было бы поехать в Бенидорм.

— Поезжай, — ответил папа. — Как доберешься, пошли нам открытку.

Мама взяла меня за руку, и мы поднялись в номер.

— Давай спрячемся от них, — предложила она. — Правда будет здорово?

Я была счастлива. Она оставила Кэла с папой. И выбрала меня.

Мы спрятались в шкафу.

— Здесь нас никто не найдет, — пояснила мама.

Так и вышло. Хотя едва ли нас вообще кто-то искал. Мы просидели в шкафу целую вечность. Наконец мама вылезла, взяла из сумки ручку, вернулась и аккуратно написала свое имя на двери шкафа изнутри. Потом протянула ручку мне, и я написала рядом свое.