Наталия Терентьева - Куда улетают ангелы

Я побоялась, что на обратном пути дорасскажу им все — про Милку и последние мамины художества, поэтому решила ехать на Водный стадион отдельно, на такси.

Я приготовилась к тому, что Гарик будет устраивать концерт. Но он, дурачок, просто решил поменять замки и уйти на это время из дома. Я попросила ребят сломать дверь. Те подумали, посомневались и на раз-два-три высадили мою бедную дверь плечом.

Старый монитор стоял на месте, а вот люстры уже не было. На огрызках проводов болталась лампочка. Не было и моих пальто — ни одного. Видимо, не поверил Гарик, что у меня такой сановный любовник. Не жила бы я в этой квартире. Ведь не зря он учился два с половиной курса на журналистике. Что-то он еще и сейчас, значит, соображал. Я постаралась отложить переживания на потом, а сейчас просто покидать в сумки все, что вместится. Ребята-грузчики помогали мне, как могли. Гарикова компания вещи свои еще не распаковывала, но бутылок пять водки уже распечатала. В квартире оказалась запертой бабка. Она лежала мертвецки пьяная на кухне и не слышала, ни как мы ломали дверь, ни как собирались.

Странно, в отличие от того, как я собиралась недавно на даче, я вовсе не плакала. И записок Гарику не писала… Вообще настроение у меня было почти приподнятое. Мне жаль было новой турецкой люстры, в квартире ужасно воняло, но я так давно, да, наверно, никогда не чувствовала столь мощной мужской поддержки. Может, зря я не рассматривала женихов без высшего образования. Кстати, я бы не удивилась, если бы у мрачного Семена вдруг оказался диплом МИФИ или Бауманского.

Уходя, я подумала: не поставить ли квартиру на сигнализацию? Пусть разбираются… Но пожалела соседей — не так уж приятно, когда на твоей лестничной клетке ребята с автоматами бьют ногами в чью-то дверь. Да и дверь мы с грузчиками уже все равно выбили…

Я ушла из нашего разоренного дома, не оглядываясь. Странно, какой символичный итог моей бездумной жизни…

Ночью, удостоверившись, что Варька крепко спит, я вышла на чужую лестничную клетку с пачкой сигарет, которую купила вечером, тайком от Варьки, когда мы заглянули в местный супермаркет.

Я стояла с закрытой пачкой сигарет в руках и смотрела в окно. Кто-то еще не спал, хотя был второй час ночи. В некоторых окнах в темноте мигал голубоватый свет — смотрели телевизор. Тысячи, сотен тысяч людей… У каждого свое «люблю», свое «больно»…

Вот оно — реальное одиночество мегаполиса. Можно подойти к любому. И ни к кому не подойдешь. Не позвонишь в квартиру, где кому-то так же одиноко и не предложишь вместе посидеть, посмотреть в окно.

Я зажгла спичку, долго на нее смотрела, сожгла ее дотла. Потом сожгла другую. И вдруг вспомнила, как мы с девчонками гадали в детстве: надо взять обычный, маленький коробок спичек, вставить в него две спички рядом, с маленьким зазором, параллельно и аккуратно закрыть коробок, чтобы спички торчали из него, как пики — ровно вперед. Потом загадать про спички — кто какая спичка (одна — девочка, другая — мальчик) и зажечь их. И дальше смотреть, как они будут гореть.

Я попробовала загадать себя и Сашу. Он, разумеется, клонился в разные стороны, кочевряжился, а потом неожиданно, в самом-самом конце, склонился ко мне и резко потух. Моя же спичка горела ровно и спокойно, никуда не отклоняясь, а когда его спичка упала на мою, моя вдруг сильно отклонилась, продолжая ярко и бодро гореть, пока не затлел коробок. Больше ни на кого я гадать не стала. Достаточно первого гадания — если верить спичкам, то Саша в результате вернется, останется со мной навсегда, но разлюбит меня (а то он сейчас любит!). А я, вероятно, буду любить его до смерти и сожгу своей любовью всё вокруг себя.

Я убрала спички в карман, а нераспечатанную коробку сигарет оставила на подоконнике. В углу у мусоропровода сидел очень красивый кот — пушистый, белый, с рыжими и серыми подпалинами. На лбу у него был антрацитово-черный треугольник, чуть съехавший на один глаз. От этого вид у кота был несколько бандитский.

— Чепрачок-на-бочок, иди сюда! — позвала я и присела, протянув к нему руку, но он ко мне и не подумал идти. Он сидел и смотрел на меня неотрывно и, как мне показалось, с порицанием. Я вспомнила свои наивные юношеские стихи, которые я сочиняла, сидя в своей комнате и глядя, как над Садовым кольцом садится солнце.