Наталия Терентьева - Куда улетают ангелы

— Я его убила, — сказала мама. И стала смеяться.

Я еще зачерпнула воды из почти растекшейся лужи и умыла ей лицо. Павлик уже протягивал мне пузырек сердечных капель, не приближаясь к маме. Чашку он не захватил. Я быстро накапала капель прямо себе в руку, влила маме в рот. Мама не сопротивлялась, только закашлялась.

— Нет, мамуль. Не убила. Вон он опять сел. Павлик, воды маме принеси, простой.

Игорек и вправду опять сел и даже перестал качаться. Теперь он рассматривал свою сломанную ногу.

— Игорь! Ты меня слышишь? Ты сможешь сам встать? — спросила я, не надеясь на ответ.

— Смогу. Наверное, — ответил мне Игорек совершенно нормальным голосом.

«Вот так бить каждый день, глядишь, и разговаривать научится», — заметил внутри меня противный журналист.

— Подожди, я помогу, — я осторожно освободила свою руку, которую держала мама, и встала, чтобы помочь Игорю подняться.

Павлик было дернулся к нему тоже, но мама посмотрела на него тяжелым взглядом, и он остался на месте. Воды он ей так и не принес.

Я вызвала такси — в таком состоянии мама вести машину не сможет. Помогла одеться всем троим, хотя мне казалось, что Павлику лучше остаться дома. Я достала из своей собственной сумки баночку с валерьянкой, дала всем по пять таблеточек, оставшиеся три разгрызла сама. Запили все отвратительной водой из чайника — мама принципиально не пользуется ни фильтрами, ни питьевой водой — говорит, если война начнется — все подохнут от микробов, а мама со своими ненаглядными мальчиками-вассалами — нет.

Наши с Варей вещи пришлось заволочь в квартиру, ничего не говоря маме. Она, по-моему, и не обратила на это внимания. Игорек идти сам, естественно, не мог. Он обхватил меня за шею, я тут же заметила вспыхнувшие и сразу погасшие огоньки в маминых безумно уставших глазах. И мы с ним попрыгали к лифту. Павлик плелся сзади. Мама, прерывисто дыша, держала его за воротник куртки. Варька тихо шла рядом со мной.

Таксист с некоторым сомнением оглядел нашу маловменяемую окровавленную компанию, но ничего не сказал, услышав адрес травмопункта. Очереди в травмопункте практически не было — понятно, не праздник, не выходные, люди только готовятся. Но когда нам надо было заходить в кабинет, привезли парнишку с выбитым глазом и, мы, разумеется, пропустили его. Я слышала, как врач орал на его друзей и советовал им, не теряя ни секунды, везти парня в больницу. Я покосилась на ногу Игорька. Может, и нам надо было сразу в больницу?

— Проходите! — крикнул врач.

Как же я люблю врачей! — в очередной раз в своей жизни быстро подумала я. Почему я не встретила врача? Я не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на его правую руку. Кольца не было, но никто ведь не заставляет мужчину объявлять всему миру, что уже есть кто-то, о ком он обещал заботиться, и кто сегодня вечером будет ждать его с надеждой на любовь и верность. Женщина носит кольцо с гордостью и радостью, многие даже после развода носят его, просто переодев на левую руку и испытывая при этом сложные чувства. Вот, смотрите, я была замужем — не думайте, что я до тридцати трех так и не… Но теперь я развелась. Я свободна. Но я — порядочная женщина. Меня любили и делали мне предложение, как всем. И дети мои — родились в браке…

— Да-а-а… Открытый перелом… И кто ж тебя так? — спросил врач.

Мы с мамой и Игорькой хором ответили:

— Понимае… — успела сказать я.

— Я! — вскинулась мама.

— Сам, — объяснил Игорек.

Павлик сел на стул около двери и молча сидел там.

— В суд подавать будете? — спросил проницательный врач Игорька.

— Нет, — сказал тот совершенно нормальным голосом, а не загробным голосом виртуального призрака, которым он обычно разговаривал дома.

— Ладно. Нин Лексевна, — врач обратился к медсестре, — давай промывай и того, и этого, — он подошел к Павлику. — Ну а ты что? Тоже сам?

— Тоже, — ответил Павлик и опустил голову.

— Ну ясно. Может, вы сами и лечить себя будете? Подралися, полюбилися… — Он еще раз взглянул на маму, которая обычно выглядела гораздо, лет на десять, моложе своих лет и разница в возрасте с Игорьком была не так заметна, как сейчас. Похоже, доктор не понял степени родства и не стал вдумываться. Он сел за стол.

— Так, давайте записывать… Кто есть кто, когда родился. Когда помереть собирается… По какому адресу живем, а по какому деремся… Мамаш… — он осекся, заметив совершенно несчастный мамин взгляд. — Мадам, — поправился он. — Вы тоже присядьте.

Павлику промыли рану, прилепили повязку на разбитое лицо. Игорьку сделали противостолбнячный укол, под анестезией зашили ногу и поставили гипс. Я забрала справки и заплатила врачу за немецкую анестезию и — просто так. За то, что рядом с врачом, когда он уверенно и точно делает свое замечательное дело, — надежно и хорошо.