Павел Пепперштейн - Пражская ночь

Тот вульгарный психоанализ, что давно пропитал то понимание нации, которое поддерживает буржуазия, обозначил бы эти два сценария как садистический (Чили) и мазохистический (Чехословакия). Чешский эротический флюид, проистекающий из ситуации глубокого поражения и подчинения, возводит свою историю к поражению в битве при Белой Горе, после какового аристократия германских княжеств, с благословения Рима, физически уничтожила чешскую аристократию, заменив ее собой. Национальный дух, гений места, изначально подтачивал смелые политические проекты Дубчека и Альенде, и, как это ни печально, следует признать: национальные духи этих стран выступили на стороне их поработителей. Авторитарное и кастовое значение армии в Чили, садистический культ войны — все это сработало на Пиночета и ЦРУ. Мазохистическая мудрость и юмор чехов сработали на Брежнева, Гусака и КГБ.

Эти две ситуации 1968 и 1973 годов заслуживают пристального внимания в наши дни, поскольку это дает нам шанс ответить на важнейший вопрос: почему национальные духи различных народов и стран не оберегают их от добровольного (или внешне добровольного) растворения в сети неокапиталистической глобализации? Национальный дух есть сумма эротических и мистических мифов, отражающих то, что можно назвать «поэзией ниши» — тайны ландшафта, запечатленные в языке. Однако в этих истоках содержится древнее зло, древний изъян, заключающий сексуальную энергию людей в косные формы укоренившихся в той или иной местности извращений. Этот яд вроде местного источника, эха пещер или горных ущелий, яд судьбы, и он порождает такие изъяны, которые и погубили левую революцию. Застарелые формы постижения жизни мешают наслаждению масс свободно трансформироваться в поток революционного секса: того секса, который есть предстояние перед пустыней.

Секс как предстояние перед пустыней — вот о чем я говорю! И когда я говорю это, я представляю себе два гигантских лица, мужчины и женщины, лица почти одинаковые, омываемые сухим и горячим ветром пустыни. Вот о чем я говорю! Революционный секс нельзя скомпрометировать, можно лишь забыть о нем, и в забвении рождается то, о чем не говорят, нечто живое и невидимое — революционная нежность, чистая и скромная, как снег, как живая нежность отдыха и смерти, — рождается душа нового. Душа Революции — Космической Революции будущего.

Это луч прямого света, и его не растворить в среде других желаний, не вплести пестрой нитью в демократический узор иных возбуждений, потому что ни во что не вплетается прямой луч света, каким является революционный секс, рассекающий вещи и исчезающий, оставив все на своих местах, лишь обугленная линия укажет, где случилось потрясение.

Секс как соратничество в борьбе за свободу. Свобода безгранична и открыта, как безграничны и открыты бесчисленные возможности борьбы за нее. Эта борьба может вершиться незаметно, невидимо, микроскопично, она может концентрироваться в одном слове, в одном вздохе, в одном поцелуе, в одном объятии…

Классический марксизм близок к тому, чтобы считать: свобода равна борьбе за нее. Национальные государства и национальные духи порождены романтизмом, и этот романтизм под ударом, но под ударом и мир национальных государств.

Капиталистическая глобализация играет с национальными духами в интересные для них игры и убивает их незаметно, мстя им за их глубину. Левый революционный секс оказался бескомпромиссным, он весь — чистое будущее, забытое и преданное будущее, которое, тем не менее, настанет! Оно настанет тогда, когда национальные духи запоздало почувствуют нестерпимую боль: боль оттого, что их почти больше нет. Тогда, на грани своего окончательного сгорания, они вспомнят о левом проекте, они вспомнят имена неудачников — Дубчека и Альенде. И тогда, в единый и страшный для Капитала миг, каждая страна вспомнит о своих Дубчеках и Альенде, о своих одиноких и отвергнутых героях, и тогда придет время прямого, честного света, придет время революционного секса!

Два огромных лица, мужское и женское, лица двух колоссов, почти одинаковые, омываемые сухим ветром пустыни, — вот о чем я говорю! Проект чистого, честного революционного секса — это луч честного света: этот луч не уравнять в правах с подневольными эротическими фантазиями — это разящий луч, он не вплетается ни во что, он просто проходит насквозь, делая вещи прозрачными, а безграничную власть превращая в пыль, развеваемую ветром.