Алексей Притуляк - Первое апреля октября

— Ну… — дёрнул Матвей головой, бросая в кучу камешек не больше пуговицы размером. — Которую строить будем.

— Мы не будем строить лестницу, мой хороший, — покачал головой Пётр. — С чего ты решил про лестницу?

— Вчера же говорили, — пожал плечами камненосец.

— Нет, Матвеюшка, ты что-то не так понял. — покачал головой Пётр. — Не понял ты, мой хороший. Это Яков думал, что лестницу.

— Я не думал! — замотал головой подошедший Яков.

— Да не ты, Яшенька, не ты. Другой Яков, — Пётр кивнул на сидящего рядом.

— И правильно я думал, — загорячился тот. — Лестницу и надо!

— А Варфоломея на руках понесём? — возмутился Яков, тот, что подошёл. — Сам-то он не поднимется.

— Мы не будем строить лестницу, Яша, — успокоил Пётр. — Мы будем строить…

— Башню, — тонким голосом вставил ещё один подошедший, бросив на кучу ком иссохшей земли.

— Нет, не башню, — покачал головой Пётр. — И ты, Филиппушка, опять землю принёс. Земля не годится, понимаешь? Нужны камни.

— Мне не сказали, — удивлённо развёл руками Филипп.

— Так вот и говорю, — улыбнулся Пётр. — Камни. Земля не годится.

— Хорошо, — кивнул Филипп. — Только не бей меня.

— Да что ты, Филиппушка, бог с тобой! — замахал руками Пётр. — Что ты говоришь такое!

— Вчера ты ударил меня, когда я принёс щепку.

— Ударил? — удивился Пётр. — А зачем ты принёс щепку, Филиппушка? Камни надо.

— Мне не сказали, — нахмурился Филипп.

— Так вот и говорю, голуба мой: нужны камни. Ни земля, ни древо нам не подойдут. Понимаешь? Это другие стихии.

— Да.

Яков грустно вздохнул, когда все удалились. Он посмотрел на шкворчащее глазуньей небо, на котором одиноким желтком плавилось солнце. Сплюнул.

— Нет, не надо лестницу, — произнёс задумчиво. — Нельзя лестницу. Не дойдём. Слишком высоко.

— И то, — кивнул Пётр.

— А может, всё-таки, башню?

— Яков, Яков, — укоризненно покачал головой Пётр. — Ты вспомни, к чему это приведёт. Ну почему, почему ты стремишься разъединять и рассоединять?! В твоей природе слишком много от разрушителя.

— Называй уж меня прямо — богом.

— Это не ты говоришь, Яшенька, — недовольно поджал губы Пётр.

— Ты?

— Не я. Это гордыня твоя говорит в тебе.

Оба замолчали, глядя на поднявшуюся неподалёку сумятицу. Варфоломей, подначенный Иваном, накинулся на Андрея — отбирать у него очередной камень. Андрей — самый, пожалуй, физически сильный из всех — камень не отдавал. Он упорно шёл вперёд, к забору, за который намеревался выбросить булыжник, а тщедушный Варфоломей, волочился за ним, вцепившись в могучее плечо. Иван опасливо семенил позади, подбадривая соратника тонкими возгласами, но в столкновение не ввязываясь. На помощь Варфоломею поспешил Фаддей. Он бросил недонесённый до кучи камень и теперь бежал наперерез, замышляя встретить Андрея у забора, сбить с ног.

— Разъединять стремлюсь, говоришь, — вернулся Яков к спору. — Было — узлы рубили .

— Рубили, — согласился Пётр. — Мечом рубили. А меч — орудие не созидания, но разрушения.

— Он не из орала ли перекован был?

— А если и так, — отмахнулся Пётр. — Очень по-человечески это — взять и разрубить то, чего распутать не можешь.

Фаддей настиг Андрея у самого забора, сбил с ног, сам не удержался, повалился следом в пыль. Могучий Андрей вдруг завизжал обиженным поросёнком, замахал руками, задёргал ногами, пытаясь стряхнуть с себя Фаддеевы чресла. Варфоломей, цеплявшийся в Андрея, тоже не устоял, упал до кучи. Иван остановился в стороне, смеясь и хлопая в ладоши. Другие тоже прекратили сбор камней, замерли, открыв рты, переглядываясь и улыбаясь.

— А когда нечего уже распутывать, когда все путы разрублены? — не отставал Яков, не обращая внимания на сутолоку. — Не свобода ли это от пут?

— Нельзя получить свободу от мира путём разрушения мира, — покачал головой Пётр.

— Ты мастер антитезы, — усмехнулся Яков. — Что же ты делаешь здесь?

— Не моею волей разрушен этот мир. Я лишь разрушаю силлогизмы бытия.

— Не они ли — основа мира? — рассмеялся Яков, довольный своей, как он полагал, победой в споре.

— Нет! — наконец-то распалился Пётр. — Когда мы построим, ты поймёшь!

— Да, Пётр, — смиренно опустил голову Яков, опасаясь гнева.

— Называй меня «учитель».

— Да, учитель.

— Сбились со счёту из-за тебя, — уже спокойно сказал Пётр.

— Я не сбился. Сто девяносто два.

Андрей с Варфоломеем и Фаддеем расцепились. Теперь они стояли, неприязненно поглядывая друг на друга, переталкиваясь с задиристым «ты чего, а?!», «а ты чего?!», и не решаясь начать драку.