Алексей Притуляк - Первое апреля октября

Он отчётливо представляет себе, как вода крутит и уносит его, а за ним перепуганную Хильду и недовольную Грету, которая плюётся и ворчит. Хотя, нет. Их-то вода не должна смывать, потому что грех — это он, Вальтер, а значит…

— Эй, ты долго там? — отрывает его от размышлений Хильда. — Хватит лить воду, её и так слишком много.

Она приносит мальчику забытое им полотенце. Полотенце влажное, пахнет сыростью и плесенью. Это раньше оно было пушистое, теплое и вкусно пахнущее солнцем, а теперь — вот такое, как будто его долго держали в болоте.

Вальтер неохотно и кое-как проводит ничего не вытирающим полотном по лицу и рукам.

Грета давно уже не заходит есть на кухню, потому что её больные ноги не хотят сделать и шагу. Хильда утверждает, что это не больные ноги, а эгоизм. Старухе просто так удобно, ей нравится, что за ней ухаживают, приносят еду в постель, убирают судно, помогают надеть халат.

Вальтер не любит просо. Он уныло давит ложкой плотный желтоватый и неприятно пахнущий ком, в который не добавлено ни капли масла, потому что масло давно закончилось, а всех коров, которые его дают, — смыло.

— Коровы очень много грешили, — говорит мальчик задумчиво.

— Чего ты там? — отзывается Хильда, которая в комнате ухаживает за Гретой и не слышит.

— А когда вернется папа? — спрашивает Вальтер. — Скоро он построит ковчег?

Старая Грета снова разражается лающим хохотом и только громче лает оттого, что Хильда шикает на неё.

— Не знаю, — отвечает мать, входя в кухню с пустой тарелкой.

Тарелка блестит так, будто её вымыли, потому что Грета выскребла из неё все до последнего зёрнышка. И при этом она каждый день жалуется на больной желудок и отсутствие аппетита и утверждает, что скоро умрет.

— Но разве так трудно построить ковчег? — недоумевает Вальтер.

Действительно, ведь ему удавалось сделать кораблик из коры за какую-то пару часов.

— Папа не очень хороший плотник, — отвечает Хильда.

— Не скажи! — кричит из комнаты Грета, которая, наверное, напряжённо прислушивалась к их разговору. — Буратин-то у него строгать получалось очень хорошо!

— Тварь! — шепчет Хильда.

— Папа был кукольник? — удивляется Вальтер. — Ты никогда не говорила, ма…

— О, да! — не унимается старуха. — Он был великий кукольник и волшебник! Умел появиться ниоткуда, выстрогать куклу и исчезнуть никуда!

— Не слушай бабушку, сынок! — отвечает Хильда громко, чтобы старуха её слышала. — У неё от сырости мозги совсем прокисли и заплесневели!

Вальтер представляет, как из ниоткуда, прямо из воздуха появляется папа в чёрном плаще, расшитом золотыми звёздами, и таком же колпаке. Именно такой волшебник был на картинке, которую мальчик когда-то давно собирал из кубиков. В одной руке у волшебника большое полено, в другой — волшебный рубанок. Несколькими быстрыми движениями рубанка он превращает полено в длинноносого Буратино и растворяется в воздухе. А деревянная кукла с тихим «плюх!» падает в воду и плывёт от их холма туда, где был городок, а теперь только сиротливо торчит шпиль часовой башни. А бесконечные дождевые капли стучат и стучат по деревянному тельцу.

Вальтер на минуту приходит в себя и слышит ругань. Мама ушла в комнату, и там они с бабушкой сцепились в клокочущей и бурлящей ссоре. Вальтер давно привык к их ссорам и перестал каждый раз огорчаться, когда начинается ругань. Теперь он даже рад бывает, что громкие звуки заглушают мерный и заунывный шум дождя.

Раньше они тоже ссорились, но тогда у них было на это гораздо меньше свободного времени, потому что маме приходилось работать, и дома она появлялась только к вечеру и такая усталая, что ей не очень хотелось распаляться на бабушкины колкости. Да и старая Грета была тогда посмирней и поласковей, даже с ним, с Вальтером.

Мальчик снова представляет себе деревянную куклу, которая медленно плывёт под дождём. Вот она доплыла до шпиля часовой башни, сделала круг и плывёт дальше, туда, где на таком же высоком холме стоит церковь.

А интересно, если он, Вальтер, тоже кукла, которую выстрогал папа, значит он тоже может плавать?.. То есть, он может прыгнуть с холма в воду и поплыть?..

А ещё интересно, почему мама и Грета никогда не спрашивают друг у друга про церковь на холме. Ведь могла же Грета сказать:

— Как думаешь, Хильда, наверняка ведь кто-нибудь спасся от дождя и сидит сейчас в церкви?

А Хильда ответила бы:

— Думаю, что уж пастор-то наш точно уцелел, потому что он безгрешный.