Надин Бисмют - Без измены нет интриги

— А! Понятно! — кивнул Оливье. — На здоровье, милая, расслабляйся, если тебе хочется. Есть повод — Рождество как-никак.

— Рождество, Рождество! — нараспев подхватил Франсис. Элизабет села последней, поставив на стол дольки лимона на тарелочке и блюдо с картофелем. Она пригубила вино и хотела разложить горячее по тарелкам, но тут встал Франсис и вызвался сделать это за нее.

— Нет, детка, — сказал он, — ты и так весь день для нас стряпала. Посиди, я сам.

— Спасибо, — кивнула Элизабет и протянула ему нож и лопатку.

Пока мы ели, Ариана то и дело подливала себе вина, а через раз вспоминала и про наши бокалы. В какой-то момент Оливье вдруг чуть не подавился куском лососины. Откашлявшись, он воскликнул:

— Черт! Знаете что мы забыли?

Все неуверенно переглянулись.

— Мы же забыли тост!

— Еще не все потеряно, — встряла Ариана.

Мы подняли бокалы и закричали наперебой: «Чин-чин! С Рождеством!» Я посмотрел на Элизабет и улыбнулся ей, но она меня не видела. Мне показалось, что мыслями она где-то далеко. Все уже поднесли бокалы к губам, но тут Франсис спросил, за что пьем.

— За Рождество, балда! — выпалила Ариана.

Франсис смерил ее презрительным взглядом и заявил:

— Отродясь у нас такого не было! «Чин-чин! С Рождеством» — и все? Fuck! Прикиньте, через два дня я буду сидеть в дорогущем ресторане с предком, и, когда мы с ним будем чокаться, он скажет один к одному то же самое, вот это гребаное «Чин-чин! С Рождеством!» Ну ладно, мой папаша, с ним все ясно, а сейчас-то, когда мы все собрались, неужели нам нечего больше друг другу сказать?

По напряженному лицу Франсиса пробегали тени от пламени свечей. Всем стало как-то неловко и некуда девать глаза. Когда Франсис начинает вот так говорить о своем отце, нам становится его ужасно жаль, хотя никто толком не знает почему. Первой заговорила Ариана:

— Извини, Франсис.

Она встала, пошатнувшись, и выпалила:

— За нашу традицию, за то, чтобы мы так собирались еще много-много лет. За нас, за то, что мы все — друзья уже… не помню точно сколько, но очень давно!

Франсис внес уточнение:

— Десять лет. Мы подружились в третьем классе лицея, в лодочном походе, я точно помню.

Мы подняли бокалы и подхватили тост: «Чин-чин! За нашу дружбу и нашу рождественскую традицию!»

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно изрек Франсис, садясь.

Он хотел еще что-то добавить, но на Ариану опять напала икота.

— Напугайте меня кто-нибудь, пожалуйста, напугайте! — взмолилась она.

За Франсисом не заржавело: он тут же рассказал ей про кровавое ограбление одного столичного банка, случившееся лет десять назад. Отец Франсиса — полицейский, он своими глазами видел трупы восьми кассирш, которых связали, зарезали и засунули в сейф.

— Не смешно, — фыркнула Ариана.

Франсис пожал плечами:

— Зато страшно-то как.

Ариана не возражала, икота у нее прошла.

Я стряхнул крошки со стола, перед тем как поставить тарелку с сырами и паштеты. Ариана была пьяна в лоскуты, она заливалась идиотским хохотом и танцевала посреди столовой. Мы снова сели за стол. Я хотел сказать Франсису, как ему повезло, что он не растерял ветчину и паштеты из-за той девчонки на улице Мон-Руаяль, но тут он достал свой «походный набор», и Ариана возбудилась.

— О! Сегодня я тоже хочу! — взвизгнула она. — Это сколько ж я не курила травку, лет шесть, наверно.

— Ни в коем случае, — заявил Франсис. — Мигом слетишь с катушек, если так давно не пробовала.

Ариана обежала вокруг стола и плюхнулась к Франсису на колени.

— Ну пожалуйста, — засюсюкала она. — Ну не жмись!

Оливье смотрел на свою подружку круглыми глазами. Она повисла у Франсиса на шее и хихикала:

— А помнишь, как мы с тобой целовались, по-настоящему, взасос? На вечеринке у Фанни Жобен во втором классе, помнишь?

— Еще как помню, — ответил Франсис и подмигнул нам из-за Арианиного плеча. — Ты вытягивала губы куриной гузкой и не могла толком высунуть язык.

— Да-а? — удивилась Ариана.

— Ей-богу, — побожился Франсис.

Я посмотрел на Оливье — он намазывал на кусок хлеба гусиный паштет с розовым перцем.

— Ну и ладно, ну и плевать, — сказала Ариана. — Я тогда на тебя западала, и это был такой кайф — поцеловаться с тобой по-настоящему. Ты-то меня в упор не видел. Бросил одну в гостиной, сказал, что принесешь чипсов и пепси, а сам пошел обжиматься с Карин Файон в ванной. Дон-жуан хренов! Ты уже в тринадцать лет под каждую юбку норовил залезть! И с тех пор не изменился, верно?