Надин Бисмют - Без измены нет интриги

— Ну, Франсис, ты хватил! Скажи, похожи мы с тобой на прекрасных принцев?

Он окинул меня оценивающим взглядом и разочарованно покачал головой.

За два квартала до дома Элизабет мы проходили мимо сомнительного вида забегаловки под вывеской «Бар». Франсис сказал: «Подожди», сунул мне свой пакет и скрылся за дверью. Я видел, как он прошествовал через зал гордой походкой с видом завсегдатая. Направлялся он в самый конец, к бильярдным столам. Я пытался разглядеть, что он там делает, но было слишком темно. Вероятно, это был тот самый бар, в котором Франсис торчал последние недели: он их часто менял, потому что в каждом ухитрялся переспать с барменшей или какой-нибудь официанточкой, которая непременно оказывалась подружкой управляющего или патрона. Вообще-то, следуя принципу «всех баб не перетрахаешь, но надо к этому стремиться», Франсис рисковал нарваться-таки однажды на крупные неприятности. Но, на его счастье, он всегда вовремя уносил ноги. Четыре года назад, когда мы с Элизабет расстались, я одно время ходил с ним по барам каждый вечер: думал забыться, чтобы не было так больно, но не помогло. Тогда я предпочел с головой уйти в учебу.

— Ништяк! — сказал Франсис, выйдя из бара минут через пять.

Пакет я ему вернул, когда мы сворачивали на улицу Элизабет.

— Адрес у тебя есть? — спросил он. — А то я сто лет у нее не был.

Я не был у нее примерно столько же, но адрес знал наизусть. Я ведь до сих пор, бывает, по вечерам, когда нечего делать, заскучав от учебников по экономике, иду пройтись по этой улице и смотрю, горит ли свет в ее окнах. Когда горит, когда нет.

— Сюда, — сказал я Франсису.

— Забьем косячок, пока не вошли?

Свет в гостиной не горел, но сквозь занавеску было видно, как мигают разноцветные лампочки на елке. Елку Элизабет, видимо, купила на этой неделе, потому что, когда я в последний раз здесь гулял, ее еще не было. Меня неприятно кольнуло: кто бы это приволок ее, такую большую, и затащил к ней на третий этаж?

— Ну так что, Мартин? Как насчет косячка?

Заранее приготовленный джойнт лежал между сигарет в пачке легких «Плейере».

— Давай, «взрывай».

Франсис зажег, передал мне, я затянулся. Он что-то говорил, еще не выдохнув дым, и его голос звучал как из бочки. Когда мы добили косяк, из-за угла как раз показались Оливье с Арианой. Мы решили подождать их и подняться к Элизабет всем вместе. Они закупили вино: было слышно, как звякают бутылки.

Мы расцеловались с Арианой, пожали руку Оливье и потопали на третий этаж. Я отметил про себя, что лестница очень крутая, и подумал: наверно, елку втаскивали с черного хода, который выходит в переулок. Франсис запел во все горло «Джингл беллз». Элизабет открыла дверь, и я почувствовал слабость в коленках. Так всегда бывает, когда я ее вижу, — первые пять секунд. Потом мне удается взять себя в руки.

Все хором закричали: «С Рождеством!» — и по очереди расцеловались с Элизабет. У нее были горячие щеки.

— Ну-с, что ты нам приготовила, детка? — спросил Франсис, когда мы раздевались в прихожей. — Пахнет чертовски вкусно.

Элизабет сообщила меню: филе лосося и запеченный картофель под соусом бешамель. Сказала, чтобы мы располагались и чувствовали себя как дома, она скоро закончит. Взяла наши пакеты с вином, сыром и паштетами и ушла в кухню. Я спросил, не надо ли ей помочь, она ответила «нет». Мы с Оливье, Арианой и Франсисом прошли в гостиную. Зажигать свет никому не хотелось: елка с лампочками выглядела очень празднично. Вблизи она оказалась еще больше, чем выглядела в окне. К тому же я, кажется, никогда не видел таких пушистых, и мне почему-то стало обидно.

— Детка, у тебя пиво есть? — гаркнул Франсис.

Элизабет ответила из кухни «да». Я еще не успел сесть и вызвался принести.

— Четыре бутылки? — спросил я.

— Три, — поправила Ариана. — Я подожду ужина и вина, не хочу смешивать.

— Слишком ты благоразумная, — фыркнул Франсис. — Расслабься хоть немножко, мы же празднуем Рождество!

Ариана промолчала. Уже из-за двери я услышал, как Франсис подначивает Оливье: «Твоя подружка вообще никогда не расслабляется, а?» Тот что-то ответил, но я не разобрал.

Элизабет склонилась над лососиной, запеченной в алюминиевом противне, и тыкала ее вилкой, проверяя, готова ли. Ее волосы были подобраны и скреплены сзади большой заколкой. Я кашлянул, оповещая о своем присутствии. Она обернулась:

— А, это ты… Ты за пивом? Оно на балконе.

— Тебе принести?

Она кивнула; я открыл балконную дверь и взял четыре бутылки. Вернулся в кухню, откупорил одну и поставил на стойку.