Мы их не замечали. Все великолепие их исчезало.
Один из них попытался взять лом из рук девушки. Ему сказали, что он рискует надорваться, и не дали.
Тогда люди в белых штанах дружно повернулись и сделали марш-бросок в палатку.
Дождик усиливался, когда люди в белых штанах сомкнутыми рядами выступили в «боевом облачении», чтобы сменить нас.
Валентин скомандовал «отбой».
— Теперь пусть сами! — сказал он довольно зло.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Алексей Иванович, — сказал мне Валентин, — вот вы меня похвалили за субботник, за выдержку. Но вы знаете, как иногда все надоедает и все хочется к черту послать. Вы уедете, а мне здесь быть еще несколько лет. Вы говорите «выдержка». Всегда ли она бывает? Привезут на прииск парфюмерию. Ребята ее за день выпьют, и таким пьяным девятнадцатилетним «шибзикам» море по колено. Ну, хорошо если хватит выдержки уговорить. А то надоедает. Мне очень даже просто искалечить человека. Не всегда хватает выдержки.
— Ты прав, Валька, но ее должно хватить. Такая уж наша работа. Я помню, лет пять тому назад мой приятель — он лейтенантом тогда был — задержал банду таких «шибзиков». А у них револьвер, и он один. Они и стрелять как следует не умеют. Руки дрожат. Но стреляют в него. Два раза. А он… Он видит, что перед ним мальчишки по девятнадцати лет. И он тоже стреляет, но в воздух. Не может он в них. Понимаешь? Всю обойму в воздух выпустил.
А потом некоторое время спустя я встретился с матерым гадом, который подбил этих юнцов в банду. Вот тут у меня выдержки не хватило. Я его сам повел из тюрьмы в прокуратуру. Специально. Пешком. Через весь город, окраинами. В Саратове дело было. Так он опытный, все понимал. Я плетусь еле-еле, а он останавливается, ждет. Дрожит: «Гражданин начальничек, прошу вас, не отставайте!»
Оторвался бы он шагов на двадцать. Можно было бы расценивать как попытку к побегу.
Довел я его. Жалко. Наш суд зачастую слишком добрый. Подходит к каждому как к человеку. А этот уже не был человеком. А в наше время кто-нибудь мог догадаться и взять его на поруки. Все бывает.
— Так, значит, этот лейтенант…
Валентин смотрит на меня так, словно говорит: «Какого черта ты прикидываешься и ломаешь комедию, скрываясь за анонимным лейтенантом?»
И мне неудобно, но крыть нечем. Он прав.
* * *
Кресты Колымские. Устье Колымы. Река удивительно широка и спокойна. Ни всплеска, ни волн.
Здесь впервые в этом году я увидел зеленые лиственницы. И вообще зелень. А в тундре еще бурая трава.
Пронзительно зеленый цвет. Деревьев немного. Они в основном в ложбине.
Вот и для меня наступает весна. А в Москве уже давно лето.
Нас довезли на старом грузовике до большой избы. Вот вам гостиница.
Старуха приняла нас довольно любезно и мужчин поселила в угловую комнату.
В шесть утра нас разбудят. А пока мы прорвались в столовую (она чуть не закрылась по случаю субботы) и, наевшись, разбрелись по поселку.
Я прошел вниз на пристань, где днем (то есть в рабочее время) готовятся к встрече океанских пароходов. Они приходят помятые и изломанные и отдыхают на Колыме. А пока их нет.
Далеко-далеко другой берег. Низкий, серо-зеленоватый. А вдоль нашего берега пробирается моторка.
Запах свежей древесины. Запах рыбы.
Когда я проходил мимо клуба (там весь поселок — приехали артисты из Магадана), шли девушки, — шли по грязи в лаковых туфлях на толстом каблуке, в тонких чулках, — и пели:
И навеки нам стала близкою величавая Ангара.
Кстати, ни здесь, ни на Чукотке, ни в Магадане не поют «Колыму» или «Я живу близ Охотского моря». Эти песни обычно поют школьники в подворотнях Москвы и студенты Ленинграда.
Мои попутчики по самолету тоже приплелись на пристань. В поселке грязь, много не походишь.
Сначала стоят и молчат. Потом фраза:
— Эх, удочку!
И тут выяснилось, что все мы специалисты по рыбной ловле, и даже я, который, ей-богу, никогда не увлекался ею.
Просто я устал. Просто мне тоже хочется поговорить с людьми. Просто так. Не надо думать. Дело закончено. А ты и сам не очень-то верил в успех. Все закончено. И если повезет, и если будет погода, и мы всего на полдня задержимся в Магадане, то Москва очень близко и лететь двое суток.
— А может, поспать, братцы?
Дело говорит мой усатый попутчик — надо поспать.
Мы подымаемся с пристани по узкому переулку. У плетня стоит парень. Парень пьяный. Парню скучно. Парень пытается завести разговор. Я иду последним, я останавливаюсь.
Читать дальше