Юлий Крелин - Любовь. Бл***тво. Любовь

— Да! Слушаю.

— Это я. Вы как?

— Иланочка. Счастье моё! Спасибо, что позвонила. А я… Приедешь? А?

— Дочка уснула. Могла бы, конечно. Спать не хочется. Но подожду дочку включать в мои заботы.

— Так она же спит.

Илана смеется:

— Она не маленькая. А если проснётся?

— Скажешь, что в больницу вызвали.

— Меня не вызывают. Это ваша жизнь.

— Да. Была.

— Что была?

— Это я так. Приезжай. А?

— Скоро уже вставать. Скоро на работу. Отдыхайте. Я люблю вас. Очень.

— Познакомь меня с дочкой. А?

— Ещё рано. Не время.

Знакомый, привычный, и уже ставший любимым, холодок отошёл — не приедет.

А Илана:

Илана положила трубку.

— Мама. Ты чего?

— Что чего?

— С кем говорила? Что случилось?

— Ничего не случилось. Спи.

— А с кем? Ночью.

— Успокойся. Доченька. С Ефимом Борисовичем. Спи.

— Ты же у него была сегодня.

— Он плохо себя чувствует.

— А что ты по телефону можешь?

— Если что — отвезу его к себе в больницу. Не вникай, доченька. И без тебя…

— Ты что! Я не понимаю тебя…

— Полюбишь — поймёшь.

— Ты что, мам!? А я?…

— Всё. Закончим разговор. Я же не бросаю. Всё остаётся на месте.

— Мамочка… Мам, а расскажи мне про папу. Мне же надо знать. Я уже не маленькая.

— Всё, всё, родненькая. Ты права. Но не сейчас. Я ещё не готова говорить про это.

А Ефим Борисович, положив телефон, уставился в окно, продолжая воображать, что вот опять приедет девочка его, и они спокойно полежат. Или не спокойно. Это как получится. Лишь бы приехала. Лишь бы снова видеть её рядом. Можно даже молчать. Можно рядом сидеть. Можно напротив, чтобы смотреть на неё. А можно лежать рядом, ощущая тепло её тела. А можно… А вот и выясняется, что когда любишь, выходит, что не это главное.

Он сидел на диване, глядя то в окно, то на телефон.

Ну, что он ждал?! Не жди, дорогой. Живи минутой, если эта минута счастья. Мы же не знаем, чем повернётся к нам судьба завтра. Ведь сам знаешь, как в жизни бывает. Лучше и не вспоминать.

А сейчас любовь. Любовь — это когда никакой политики в отношениях. Когда не действует, не имеет никакого значения каноническая, но реалистическая шутка: «Чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше она нас». Шутка, пошлость, а если подумать, то, вовсе и не шутка, а закон взаимоотношения полов. Глупость какая — не полов, а вообще людей. Политика? Дипломатия? А любовь … — да никогда. Пришла Илана да и сказала, что любит. И он так её превозносит, стелется… И никто из них не думал о необходимости соблюдать какие-то правила. Они любили. Любовь — это стихия, игра… жизнь без правил. Любовь — гибрид… нет, смесь эгоизма и жертвенности. Где-то там, в заоблачных высотах, Что-то регулирует любовь. Да нам какое дело! Мы любим и нам не до высот!

«Ефим, шеф вызывает». Чего это? Всё вроде нормально. Последние операции без осложнений. Конфликтов, жалоб нет. Может, кто лечь должен? «Алексей Васильевич, звали?» «Да, Ефим. Какого рожна ты ни черта не делаешь? Бездельничаешь. Сколько ты получаешь?» «Почему бездельничаю? У меня последние дни по несколько операций ежедневно. А получаю ставку и за дежурства». «Это и есть безделье. Бедность и безделье. Сделаешь операцию и домой. А там что? Гульба? Хватай же момент. Разве можно жить только на зарплату твою?» «Алексей Васильевич. Я с больных денег не беру. Коньяки только носят». «Да я не об этом. Голова на плечах есть. Эрудиции достаточно. В консерваторию таскаешься. Нельзя только рукодействием заниматься. Я, вовсе не предлагаю тебе деньги брать. Возьмёшь и получишь по репе. Деньги надо брать законным путём». «Я, как и Остап Бендер, уголовный кодекс чту». «Мне ваш Бендер до лампочки. Вы, всё ваше поколение в нем по самые яйца. Причём тут уголовный кодекс? Если больной принёс деньги после, без договоренности и вымогательства, это больше не кодекс грызёт вас, а устав партии. Смеюсь. Не брал и не бери. Да ты садись. Чего переминаешься? В сортир что ли надо?» «Спешу, Алексей Васильевич. У меня ещё сегодня операция». «Милый, одними операциями у нас сыт не будешь. Мозги надо тренировать. О диссертации пора подумать. Ты хоть и городской врач, к кафедре отношения не имеешь, но бездельничать всё ж негоже». «Да на что мне диссертация? Работа длительная с очень низким КПД. Да и на десять рублей только больше. А то, что в диссертации надо размазывать не менее, чем на двухстах страницах, всё можно уложить в статье, не больше десяти страниц. Я уже сделал». «Да, ладно тебе. Ну, таковы правила игры. И работа приучает к аналитическому мышлению. А насчёт КПД, то если даешь согласие на диссертацию, я тебя завтра переведу в ассистенты кафедры. При твоих ста десяти эта сотня стоит КПД. Тем более, что статьи у тебя есть. Тему возьми по этим твоим работам». «Алексей Васильевич, я по-прежнему против диссертации. Но, как сказал Генрих Наварский: Париж стоит мессы. Забудем про КПД. А меня в ассистенты пропустят?» «Ну вот! Я ж говорил, эрудиция для соискателя достаточная. — Шеф засмеялся. — Я сегодня иду к ректору. Вроде лицензии на отстрел евреев отменили. Пропустят. Я же раньше молчал».