Том Бойл - Восток есть Восток

— Где тут магазин Трап Ван Дука, не знаете? — проорал Эберкорн.

Красномордый наклонился поближе. Теперь Детлеф мог рассмотреть его как следует. В костюме, жидкие белесые волосы расчесаны на прямой пробор, сам пузатый, нос картошкой — этакий морж, которого шутки ради вытащили из родной стихии и впихнули в тесную кабинку мини-грузовика. Абориген с жутким местным акцентом пророкотал в ответ нечто невразумительное: «Давай Джон» или что-то в этом роде.

— Извините, не понял, — просиял своей знаменитой обаятельной улыбкой Детлеф. Улыбку эту он в нужную минуту умел нацеплять, как галстук. — В каком смысле «давай Джон»?

Красномордый посмотрел на него, как на идиота. Над асфальтом клубился пар.

— Да — вот — же — он! — повторил абориген и ткнул мясистым пальцем в торчавшую на самом видном месте над въездом в переулок желто-красную вывеску «Тран Ван Дук». Тут зажегся зеленый, и грузовичок уехал.

Лавка оказалась совсем-совсем маленькой, два прилавка с небрежно расставленными банками вдоль стен морозилки, запах еще похуже, чем на провонявшей рыбой улице. Эберкорн огляделся по сторонам и увидел два сморщенных азиатских лица неопределенного возраста, взиравших на него с явным ужасом. Вокруг громоздились баночки с маринадами и соленьями, прозрачные пакеты с мороженой рыбешкой весьма странного вида, коробочки со специями, бутылочки с соусами и всякая прочая дребедень, которую ни один нормальный человек покупать не станет. Эберкорн в Калифорнии сотни раз обыскивал подобные лавчонки и мог заранее сказать: у этих двоих за прилавком вид на жительство есть, а у тех двадцати, что прячутся в подвале, его нет. Кроме того, на одной торговле соусом для рыбы всю эту ораву не прокормишь, наверняка есть делишки и поинтереснее. Однако в данный момент все это его не касалось.

— Я ищу Льюиса Турко, — объяснил он.

Ничего. Ноль реакции. С тем же успехом он мог произнести эти слова про себя, пропеть их, прохрипеть, просипеть. Для парочки за прилавком он был вроде собаки или обезьяны, они и ухом не повели. Стояли затаив дыхание, даже не моргали.

— Льюис Турко, — повторил Детлеф. — Лью-ис Тур-ко.

— Салют, — раздался голос откуда-то сзади. Из неприметной дверки в дальнем углу, отделенной занавеской из бус, появился мужчина в камуфляжном костюме. Маленького роста (пять футов и пять дюймов, предположил Эберкорн), с совершенно невыразительным лицом. Плечи слишком широкие для такого коротышки, грудь и бицепсы как у тяжелоатлета. Плюс к этому борода и длинные сальные волосы, стянутые сзади кожаным ремешком.

— Эберкорн, так? — спросил он.

Детлеф Эберкорн вымахал под шесть с половиной футов, волосы стриг коротко и, несмотря на свои тридцать четыре года, сохранил узкобедрую мальчишескую фигуру. Он вообще мало изменился с тех пор, когда слыл звездой бейсбола в школьной команде своего родного городка Таусенд-Оукс, штат Калифорния.

— Да, — улыбнулся Детлеф. — А вы Льюис Турко.

Ответной улыбки он не дождался. Турко медленно прошел через лавку небрежной ковбойской походкой — большими шагами, широко расставляя ноги, словно карабкался по крутому склону. Перед стойкой резко остановился, повернулся к хозяевам и что-то залопотал. Эберкорн предположил, что это вьетнамский. Азиаты внезапно ожили, словно подключенные к электросети: мужчина нырнул под прилавок и извлек оттуда битком набитый армейский рюкзак, к которому были приторочены саперная лопатка, полицейская дубинка, пара наручников и еще несколько причудливых предметов, чье назначение осталось для Эберкорна загадкой; женщина же выложила на стойку целлофановый пакет с чем-то съестным — не то корешками, не то сушеным мясом.

Чтоб разрядить паузу, Детлеф заметил:

— Вот свинство, а?

Он имел в виду и дождь, и штат Джорджия, и Иммиграционную службу, и полоумного поджигателя, сукиного сына япошку, который прячется где-то среди пиявок и сколопендр гнусного, сырого, безнадежно тоскливого острова Тьюпело.

Турко не ответил. Он взвалил рюкзак на плечи, взял сверток с едой и окинул Эберкорна цепким взглядом.

— Ну и ну, — сказал Турко после осмотра. — Что с тобой приключилось, приятель, — напалм, автомобильная катастрофа? Ведь не родился же ты таким на свет?

Эберкорн вздрогнул. Всю жизнь ему задают этот вопрос, а он каждый раз дергается. А как тут не дергаться? Детлеф был симпатичным парнем, с отличной фигурой, красивым носом, мужественным подбородком, густыми, как у ребенка, волосами. Но бесцеремонный Турко попал в самое больное место. Сколько-нибудь воспитанный человек сделал бы вид, что ничего особенного не замечает. А именно — белых пятен на лице и руках Детлефа. Многие думали, что это экзема или следы ожогов. На самом деле все с Детлефом было в полном порядке — просто чуть меньше, чем нужно, пигмента в коже и волосах. Он родился альбиносом. Точнее, наполовину альбиносом. Кожа у него и так была очень светлая, а альбинизм, или витилиго, как его называют медики, пометил все тело, включая и волосы, белоснежными пятнами. Ну, волосы, конечно, Детлеф подкрашивал, а как быть с кожей? Все бы ничего, если б не лицо. Мальчиком Эберкорн ужасно от этого страдал — физиономия выглядела так, словно ее забрызгали белой краской. Вокруг правого глаза двухдюймовый овал, еще шесть ослепительных пятен на подбородке, носу и левом ухе. А глаза! Они были не голубые, не серые, не зеленые, не карие, а розовые, как у морской свинки или белой мыши. В начальной школе Детлефа звали Белком, а когда он подрос, окреп и стал подавать такие мячи, что противник валился с ног, прозвище сменилось на чуть более почтительное — Снежок. Но теперь Эберкорн стал взрослым, и все называли его только по имени, не иначе.