Владимир Гончаров - Апокриф

Плоды этой странной славы испытали на себе и все постоянные спутники Острихса. За ними тоже стали охотиться журналисты и гоняться сумасшедшие поклонники «нового пророка», искренно полагавшие, что часть его живительной благодати передалась «ученикам».

Репту, например, это даже нравилось (приятно щекотало честолюбие), а Нониа исключительно благодаря своему новому статусу смог, наконец, опубликовать первое из своих творений — рассказ «Видение в храме».

Совершенно неожиданно этот опус еще больше нагрел страсти вокруг Острихса.

Нониа никакого особенного смысла в свое произведение не вкладывал. Он просто попытался максимально красочно описать фантастические, иногда прекрасные, а иногда ужасные сны, которыми грезил сам, или о которых знал из подробных рассказов товарищей по «Вольному братству», в период их общего увлечения «расширением сознания» с помощью «зелья» и других подобных штуковин.

Реакция у наиболее экзальтированной части публики на эту поэтичную, насыщенную красочными метафорами, жутковатую сказку была поразительной. Ее сочли зашифрованным пророчеством и начали толковать, кому как вздумается.

С Острихсом произошла ужасная вещь: все, к чему он так или иначе прикасался, стало немедленно обращаться в мифы. Сила этой мифологи, с одной стороны, действительно вкладывала в его руки мощный инструмент воздействия на массы, который, впрочем, ему лично совершенно не был нужен, а, с другой, — вызывала серьезные опасения, а иногда даже панические настроения у тех, кто видел во всем этом подкоп под собственные интересы. Власти светские, в лице правящей клики, подозревали в «Чужом» рычаг, с помощью которого кто-то намерен подвинуть их с насиженного и уютно обустроенного места, а клерикалы в лице представителей традиционных религий страшились смуты духовной, очередного раскола, появления на давно поделенной территории нового конкурента, бегства паствы, уменьшения церковных доходов и прочих апокалипсических явлений…

Правительственная пресса начала мощную пропагандистскую компанию против «чудотворца», но, как водится, достигла противоположного результата, создав «Чужому» дополнительную бесплатную рекламу и снабдив, вдобавок, столь необходимым всякому пророку венцом гонимого. Отцы Церкви, в свою очередь, пустили в дело проповеди и «сектоведов», но естественным образом столкнулись с проявлением той самой силы, на которой зиждилась их собственная власть. Вера — оружие обоюдоострое. Искренно уверовавшему: в Великую ли Сущность, в пророка ли Инсабера, в «тонкие миры», в инопланетян, в чудовищ Сопвальских болот, в волшебника Острихса, наконец, — доводы рассудка и догматы другой веры не указ. Верующий будет упорствовать в собственной истине, искать и вербовать себе единоверцев.

Сам же «волшебник» весьма неосмотрительно хранил упорное молчание и своей позиции по отношению к бурлившим вокруг него спекуляциям никак не определял.

— Ты понимаешь, насколько опасным становится то, что ты делаешь?

Задавая этот вопрос, Воста Кирик почувствовал, как из него против воли лезет Тиоракис.

Острихс скорее нервно, чем безразлично пожал плечами:

— Никакой особой опасности не вижу… Что ты на меня давишь, в конце-концов?! Вон, и Репта туда же понесло…

— И понятно, что понесло! Он, между прочим, за тебя, может быть, больше всех боится. И другие, кстати, тоже беспокоятся… Может быть, кроме Нониа только… Этот ни черта не видит, только восторгается… одни метафоры на уме…

— А что особенного произошло? По-моему, все, как всегда. Вы с Рейтом какую-то ненужную панику разводите по поводу всех этих глупостей, которые пресса вбрасывает. На то она и пресса. Не хватало еще, чтобы я под нее подстраивался!

— О, Господи! Ты же у нас не от мира сего! Ты ведь про ту же прессу и что они там несут только с наших слов знаешь…

— Мне и этого больше, чем достаточно. Я от них никак не завишу, не собираюсь на них ориентироваться, и следить за тем, что они там сочиняют, тоже не вижу необходимости. Я свободен! И от них тоже. Ты же знаешь — это мой принцип…

— Да знаю я все про твои принципы! Только сейчас мне не до философских дискуссий. В другой раз — с удовольствием. Сейчас дело о твоей безопасности. Ты же опять на грабли наступишь!

— Это, на какие же?

— Да, на те самые! Ты же мне сам рассказывал, из-за чего тебе пришлось из страны бежать…

— Ну! Ты, Воста, скажешь… Там другое дело было. Там, видишь ли, мне натуральный бандит попался, убийца… Я ему дорогу перешел.