Владимир Гончаров - Апокриф

В Западном секторе Ялагила не было промышленной зоны, а на самой периферии его, среди невысоких холмов древней морены, поросших стройным и чистым хвойным лесом, глядящимся в зеркала многочисленных небольших, видимо, также ледникового происхождения озер, располагался район, где жили, если и не самые лучшие, то, во всяком случае, самые богатые люди. В это время года, правда, краски неба и земли были значительно более блеклыми, а глазницы водоемов подернулись пленкой тонкого льда, но и зимние виды идиллического уголка могли доставить удовольствие даже взыскательному взгляду.

Автомашина довольно долго катила между обширными и прекрасно ухоженными участками, на просторах которых и весьма большие дома самой разнообразной архитектуры не казались массивными или перегружающими своим объемом природный пейзаж. Потом на какие-то короткие мгновения шофер притормозил на боковом ответвлении дороги перед высокими решетчатыми воротами, автоматические створки которых почти сразу побежали в стороны, освобождая проезд.

Примерно в это время начавший успокаиваться и обретать способность адекватно воспринимать действительность Острихс стал крутить по сторонам головой и оглядываться, пытаясь понять: куда это его завезли? Как-то не так он представлял себе штаб-квартиры учреждений, ведущих суровую борьбу с криминалом.

Прокатив приятно шуршащей дорожкой через широкий луг, украшенный романтическими обломками скал и каким-то зеленеющим даже зимой кустарником, машина остановилась у ступеней приземистого особняка в конструктивистском стиле, прекрасно вписанного в окружающий ландшафт.

Один из сидевших на заднем сидении сопровождающих вылез наружу и широко распахнул перед Острихсом дверь автомашины. Уже стоявший на ступенях Гваар сделал рукой широкий приглашающий жест: «Прошу!»

Острихс уже начинал соображать, что он, пожалуй, погорячился, причислив своих неожиданных «спасителей» к какому-то из официальных правоохранительных ведомств, однако никакой опасности пока не ощущал. А смутная тревога, которая в ином случае была бы вполне оправданной, не могла пробиться через тяжелый эмоциональный фон, захвативший душу молодого человека в последние сутки.

Папаша Дрио не позволил Диадарио присутствовать на первой встрече с Острихсом.

«Без тебя обойдусь! — строго заявил он дочери, однако, счел необходимым пояснить: «А то еще напугаешь мне малыша раньше времени…» Дочка хотя и была своенравна сверх всякой меры, но воля отца даже ей была не по зубам.

— Проходите, проходите, молодой человек! — с балагурными интонациями в голосе, но даже не тронувшись от спинки своего глубокого кресла, произнес папаша Дрио, завидев Острихса, появившегося в сопровождении Гваара под высокими сводами зимнего сада. Одновременно он небрежно помахал в воздухе перед собою рукой, видимо, изображая нечто вроде жеста, приглашающего гостя занять любое место по своему вкусу.

Гваар пододвинул одно из кресел сзади прямо под колени Острихсу и, ободряюще похлопав его по плечу, пригласил: «Располагайтесь! Без смущения, пожалуйста!» Сам Гваар занял сидение чуть в отдалении, в полуразвороте и к папаше Дрио, и к приглашенному.

Некоторое время все молчали, отчего бульканье искусственных ручьев и трели запертых в клетках птиц показались гостю оглушительными, хотя на самом деле были вполне деликатны и милы. Возможно, такое впечатление было следствием чувства неловкости, которое испытывал Острихс, видевший, что сидящий напротив хозяин особняка (что это именно хозяин, не вызывало никаких сомнений) в упор и совершенно откровенно разглядывает его. Начать разговор сам Острихс не мог. У него не было темы для общения с этим незнакомым пожилым человеком, а кроме того, воспитание подсказывало ему, что начало беседы людей, столь разных по возрасту, должно быть в руках старшего.

— Ну что, малыш, давай обсудим наши дела, — тихим, чуть хрипловатым, не таившим, казалось, в себе никакой угрозы голосом изрек хозяин.

Всем своим заурядным и округлым видом этот человек напомнил Острихсу известного отечественного комика, который всегда с блеском использовал в актерских работах необыкновенный контраст собственной некрасивой и даже дряблой какой-то внешности с поразительной силы внутренним темпераментом. Кроме того, Острихса неприятно покоробило обращение «малыш», но как-то осадить много старшего по возрасту хозяина дома, почти старика, он не мог даже и подумать.