Владимир Гончаров - Апокриф

На стол перед Тиоракисом и Крюком тоже выставили глиняную бутыль с «хомусом», однако хозяин, прочитав в глазах гостей искренний ужас перед угрозой употребления напитка, не стал настаивать на отдаче долга вежливости дому, предоставившему им кров.

«Пусть стоит, так положено…» — лишь прокомментировал он. В остальном стол был не сказать, чтобы скудным, но совершенно традиционным и обыденным: разваренная козлятина, домашний сыр, какой-то из видов кислого молока, похоже, только что сбитое масло, еще горячие хлебные лепешки, травяной чай и какие-то нехитрые домашнего изготовления сладости на основе муки.

Кроме гостей, за утренним столом сидел сам фермер, его жена и трое сыновей (на вышке на этот раз дежурил живший в доме племянник хозяина). Девочки, тоже имевшиеся в выводке баскенца в числе трех штук, от самой старшей, лет шестнадцати, пытавшейся «делать глаза» Тиоракису, до самой младшей, лет десяти, просто утолявшей жажду новых впечатлений, постоянно торчали головами из двери в кухню и по знаку матери или отца немедленно и молчаливо восполняли недостаток какой-либо из выставленной в качестве угощения снеди.

Глава семейства за столом не светил своей фирменной улыбкой, предназначенной для зонупа и прочей жандармско-солдатской братии, но, отрываясь иногда от еды, бросал испытующие взгляды на привезенных ему накануне постояльцев. Вчера поздно вечером он не успел их хорошенько рассмотреть. Гости, явно вымотанные длинной и нервной дорогой, отказались от ужина и, едва выпив по чашке чаю, сразу запросились спать.

Оба они были «хоимами» — то есть иноплеменниками и, скорее всего, иноверцами, иными словами, — людьми, которых коренной баскенец, находящийся на своей территории, редко видит у себя в доме желанными гостями и тем более — друзьями. Однако насчет этих двоих хозяин фермы получил приказ от самого Дадуда: «Принять в лучшем виде!»

Один из них — крупный жилистый мужчина лет тридцати-тридцати пяти, немного скуластый, с прямыми, светлыми, неаккуратно подстриженными волосами и карими глазами на грубоватом лице. Он, очевидно, болен (часто глухо и влажно кашляет, прикрываясь платком) и, к тому же, явно ранен: до завтрака его спутник менял ему перевязку на ноге. Больной почти не ест, неловко ковыряя вилкой в миске с едой. Вилку эту хозяева извлекли из закромов специально для гостя и по его же просьбе (вообще-то большинство своих блюд баскенцы употребляют прямо руками или при помощи ложек).

Второй — совсем молодой еще человек. Ему, наверное, нет еще и двадцати пяти, тоже кареглазый, темно-русый, с мягким овалом и не очень резкими чертами лица. Впрочем, все иноплеменники кажутся хозяину фермы похожими.

Ни тот, ни другой, как и следовало ожидать, не назвали своих имен — только клички. Старший — Крюк, младший — Еретик.

Удивительно, но старший «хоим» ведет себя по отношению к младшему, как подчиненный, и демонстрирует к нему подчеркнутое уважение.

Крюк за столом не проронил почти ни слова, ограничиваясь лапидарными: «Да, спасибо» и «нет, спасибо, не надо», — в ответ на предложения подложить в тарелку или налить в чашку. Все остальные вопросы, так или иначе касавшиеся дела, связанные с планами дальнейшего продвижения к штабу ФОБ и даже о своем собственном физическом состоянии, он переадресовывал Еретику, всякий раз тыкая вилкой воздух в его направлении и подкрепляя этот жест ремаркой: «Это все к нему. Он решит». Мрачный тип.

Еретик тоже не был многословен, но по сравнению со своим товарищем выглядел вполне приветливым и относительно словоохотливым. Он не без аппетита позавтракал, с особым удовольствием обсасывая мягкие хрящи молочного козленка, а затем, перейдя к чаю, вежливо поддерживал светско-деревенскую беседу с хозяином дома. При этом он, видимо, механически снял с руки очень крупные и какие-то диковинные наручные часы с целой кучей циферблатов и стал вертеть их в пальцах, побрякивая звеньями солидного стального браслета. Хозяин сразу обратил внимание на этот привлекающий внимание предмет, а его мальчишки уставились на него, как завороженные. Подобные броские вещи в баскенской глубинке любили.

— Это что за часы такие? — полюбопытствовал глава семейства. — Можно посмотреть?

— Пожалуйста! — отозвался гость и охотно передал часы фермеру.

Тот, взвесив на руке диковину, покачал головой и, продолжая рассматривать ее, поцокал языком. Младшие сыновья, не выдержав искушения любопытством, встали со своих мест, сгрудились за спиною отца и пытались рассмотреть необычные часы поближе, глядя поверх его плеч, а более солидному — старшему, сидевшему одесную, достаточно было просто повернуть голову.