Феликс Розинер - Некто Финкельмайер

Боря замолчал.

— И что? — спросила Вера.

— Не стал писать. — Боря вздохнул. — Пусть вызывают. Не очень я много лишнего наболтал, а? — спросил он с надеждой.

— Послушайте, Борис, — сказал Леопольд, — у вас нет никакого повода себя казнить. Вы нам рассказывали… как будто с чувством вины. Это совершенно ни к чему!

— Вот-вот, постоянное чувство вины! — с облегчением подтвердил Боря. — Словно я Иуда, ей-Богу!

— Как же они до тебя добрались, вот что интересно! —вслух размышляла Вера.

— Очень просто: Шурик сказал, — ответил Боря. — Я с ним столкнулся буквально в дверях, когда шел в кадры. Я еще обратил внимание, что он мимо шмыгнул — ну, может, не заметил, — знаешь сама, в институте с каждым по десять раз на день встречаешься, забываешь, с кем сегодня здоровался, а с кем нет. Так потом я понял, что его вызывали передо мной.

— Кто он — этот Шурик? — спросил Леопольд.

— Он тоже наш однокурсник. А сейчас — замдекана, — пояснил Боря. — Уж он-то понарассказал!

— Что это он мог рассказать? — с неожиданным вызовом сказала Вера.

— А что ему захотелось. Он же здесь бывал. К сожалению, — ответил Боря.

— Он неплохой парень! — заступилась Вера за Шурика. Когда-то в студенческие времена и Шурик, и Боря соревновались в ухаживаниях за Верой.

— Он был неплохой парень. Потом стал комсоргом, потом секретарем, потом вошел в партбюро, потом стал замдекана, — перечислил Боря.

— Ну и что из этого? — наскакивала Вера.

Грозившая продолжиться и дальше, эта бессмысленная перепалка была прервана появлением Никольского, которому Вера позвонила вскоре после прихода Бори Хавкина. Вкратце Никольскому повторили рассказанное только что. Он тоже заинтересовался Шуриком, — в частности, спросил он, многих ли из тех, кто бывал в Прибежище, Шурик знал? Выяснилось, что многих, а, например, Славика это он привел сюда в первый раз.

— Славика, дорогого Славика с телевидения! — восторженно вскричал Никольский, как будто узнал приятные вести про закадычного друга. — Поздравляю, Леопольд Михайлович! Вот мы и до вас добрались!

— Почему? Почему? — Вера вскинулась, готовая опровергнуть все, что ни будет сказано.

— А потому! — жестко отвечал Никольский. — Когда в тот раз, впервые, Арон и Леопольд Михайлович сюда пришли, кто был у тебя еще? Ну-ка, листочек бумаги есть? Давайте вспоминать.

Вспомнили всех. Вспомнили и скандал, которым закончился тот вечер. Славик с какой-то девкой, поэт Пребылов, чета кандидатов, Карменсита со своим Хозе — чего было ожидать от этой публики?..

— Жаль, что Арона могут замешать, — сказал Леопольд.

— Да уж!.. Пребылов постарается! — пророчествовал Никольский. И не удержался, чтобы не сказать Вере: — Поэт! Телевидение! И чего им было сюда таскаться!..

— Прошу вас, Леонид Павлович, — настойчивым тоном остановил его Леопольд.

— Простите. Извини, Вера. Больно уж дрянно все это выглядит. — И он сменил тему: — Слушайте, вы такой анекдот еще не знаете? Осматривал Никита новые дома. Входит он в совмещенный санузел…

За событиями последних недель само собою забылось, что еще у подъезда «Националя» решили возобновить собрания — по примеру весенних, всем памятных вечеров. Прошел, однако, месяц, подходил к концу другой, и жизнь звала отдавать ей то, что было положено ей отдавать, какие бы силы ни стремились отвратить людей от привычного и желанного ее хода. Для встреч назначили вторую и последнюю пятницы месяца. Что же касается места сбора, то над этим пришлось поразмыслить. К Прибежищу не хотелось привлекать чрезмерного внимания. Но, с другой стороны, с чего бы это бояться? И потом, как можно было судить, они если еще не успели, то в любой момент могли узнать завсегдатаев этого дома. А кроме того, — волнуясь и краснея, сказал милый Толик, когда его предупредили о слежке за домом, — это будет настоящее предательство, если друзья станут реже здесь бывать! — за что Вера звонко чмокнула Толика в щеку… Квартиру Леопольда тоже не следовало обходить, потому что, во-первых, там жил Финкельмайер, и нужно было его иногда навещать и устраивать ему нечто вроде встряски, чтобы он в своем одиночестве не превратился в иссохшую мумию; а во-вторых, Леопольд, как хозяин, должен был появляться в своей комнате перед оком соседей и, значит, милиции и тем подтверждать свои права на прописку. Остановились на том, что напрашивалось: чередовать собрания — одно устраивать в Прибежище, одно — у Леопольда.