Это теперь я понимаю, зачем книга лежала там. Конечно, взрослые не дураки. И если они, выключая свет, оставляли книгу, то они вдвойне не дураки. Но это все лирика, а сейчас вы сидите в одеяле, с такой книгой, которую никто у вас не отберет, вы давно уже сами решаете, что и когда вам читать, но зато больше уже не знаете зачем. Дышать немного трудно, но это ничего, в этом мире вообще трудно дышать, и если раньше вы этого не замечали, то вот вам шанс почувствовать. Воздуха очень мало, света еще меньше, звуки глушатся дверью и одеялом (или, если вы все-таки поперлись в лес, самим лесом), буппи молчит, но трудно и ему. Здесь никого нет. Здесь. Никого. Нет. Никого. Нет. Здесь. Нет. Даже. Тебя.
Снаружи происходит жизнь — если прислушаться, можно уловить ее звуки, если принюхаться, через запах шерсти, пыли, пуха, синтепона — или чего там еще, — донесутся ее запахи, но ты уже их не распознаешь, путаешь. Где-то жарится мясо? Или это идет гроза? Не надо об этом думать. Звук, запах, вкус — любое ощущение мира можно понять целиком, только не зная и не называя. В самом деле, ну, яблоко. Какой у него вкус? Ну, вкус яблока. Ну, кислый. А что это значит — кислый? Больше того, если тебе завяжут глаза и скажут: «Вот колбаса», а сами дадут яблоко, ты в первый момент почувствуешь такую гадость, что с перепугу выплюнешь. Потому что твой прекрасный ученый мозг, услышав о колбасе, уже сам начал дергать за нужные ниточки, не дожидаясь сигнала рецепторов. И тут вдруг язык передает что-то, вообще не похожее на колбасу! Убрать, выкинуть к чертям, испорченная она, что ли? И ты даже не поймешь, что это было прекрасное, сочное, жирное бордовое яблоко. Утром, не проснувшись еще, ты слышишь звук и, не зная, откуда он, можешь расслышать все полутона. А потом пробуждаешься совсем — и звук для тебя становится всего лишь треском мотора за окном. Так что забудь, забудь все яблоки и все моторы, забудь даже (о кощунство!) колбасу, это уже тебя не касается, потому что ты — вне. Забудь и себя: пока ты знаешь, как тебя зовут, ты не поймешь, что ты есть, а значит, дальше тебя не пустят — там на входе строго спрашивают. А сейчас самое трудное: надо будет выключить фонарь, закрыть глаза и пробыть полчаса вот так. Лучше бы час, но уж ладно. Никаких часов, никакого мобильного. Как узнать, что прошло полчаса? А вот так и узнать, по внутренним часам. Мы не требуем стопроцентной точности, двадцать пять или сорок минут тоже сгодится. А вот десять минут или два часа — уже нет. Значит, ничего у нас с вами не получится, в следующем году можно будет попробовать еще раз. Теперь внимательно: сидим полчаса, в это время думаем о себе. Спать нельзя, повторять в голове слова популярной песни Стаса Михайлова нельзя, решать математические примеры нельзя, вообще нельзя думать ни о чем, кроме себя. Вспоминайте прошлое от самого начала до сего дня: как вы росли, чего хотели, над чем смеялись и чего боялись, когда были хером, когда солнышком. Вспоминайте и будущее — не представляйте, а вспоминайте, как будто вы уже когда-то читали его в книге. Думаю, получаса вам хватит за глаза. Если не хватит, прекрасно, если за полчаса вы дойдете только до отлучения от груди, то я вообще не знаю, зачем вам «Квартал». Помните о яблоке со вкусом колбасы, то есть не обманывайтесь тем, что вы про себя знаете настолько, что вроде и незачем задумываться. Будьте объективны. Можете рассказывать это все буппи — больше вас все равно никто не понимает. Думайте и о том, как жизнь в эти 30 минут проходит без вас, но не так, будто вас никогда не было, а так, будто вас взяли и вынули, оставив на вашем месте белесое пятно — страшное, страшное чувство! Похожее на то, которое поглощает, когда впервые осознаешь, что умрешь — три, четыре года или пять лет, комната, квадрат невозможно яркого, горячего света на полу у окна, и вдруг все звуки исчезают и становится жутко и сладко: все останется, но без тебя. В этот момент ты перестал быть центром мира, понял, что мир создан не для тебя и не вместе с тобой и что он вместе с тобой не закончится. После ты в каждую свободную минуту бежишь в комнату с ярко-желтым квадратом у окна и искусственно вводишь себя в это состояние — с каждым разом это все проще, но острота постепенно сходит на нет. И вскоре ты уже ничего не чувствуешь. Так заканчивается настоящее детство — не тогда, когда понимаешь, что смертен, а когда миришься с этим. Если за полчаса вам удастся вернуть хотя бы бледный призрак того ощущения, хорошо. Дальше само пойдет, как с объемными картинками — сначала пялишься на нее часами до рези в глазах, а потом достаточно легкого движения глазной мышцы, и на бумаге возникает корабль, крепость или цветок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу