Джон Уэйн - Зима в горах

В магазине он неожиданно обнаружил настоящее сокровище: оказывается, местная газета выходила и на валлийском языке. Роджер, радуясь как ребенок, уволок ее с собой. Он толкнул дверь первой попавшейся пивной, даже не взглянув, чего стоит это заведение: глаза его уже впились в первую страницу газеты, выискивая знакомые слова.

С рассеянным (внешне) видом, предпринимая титанические (внутренне) усилия, Роджер взял кружку пива и пошел с ней в уголок. Некоторое время он сидел и потягивал пиво, погруженный в свое занятие. Но по мере того как помещение заполнялось клиентами, пришедшими выпить в обеденный перерыв, ему было все труднее сосредоточиться. В ушах его звучали взрывы смеха; волны валлийского языка захлестывали его; едва он начинал что-то понимать, как смысл тут же ускользал от него, дразня, совсем как Беверли; он уже почти понимал, но информации было столько, что он не в состоянии был ее переварить. Наконец, привлеченный шумом, он оторвался от газеты и посмотрел вокруг. Шум исходил от группы, стоявшей возле стойки. Особенно шумели двое: один — в шерстяной вязаной шапочке, худой, подвижный, с живыми чертами лица — говорил, не закрывая рта, и все время вертел головой; другой — приземистый, лысый, с редкими зубами — почти непрерывно хохотал, лишь время от времени вставляя словечко хриплым и в то же время довольно высоким голосом. Роджер смотрел на них как зачарованный: это было, пожалуй, не хуже газеты. Человек в шерстяной шапочке рассказывал какую-то историю, со множеством ужимок и жестов изображая по очереди каждое действующее лицо. Его коренастый лысый приятель подыгрывал ему, усиленно кивая и смеясь в соответствующих местах и как бы давая этим понять, что сам присутствовал при событии. Вокруг этой пары образовалось кольцо внимательных лиц — с одних не сбегала улыбка, другие хмурились, а затем тоже расплывались в улыбке, и взрывы смеха следовали за каждой новой небылицей. Хозяин, стоявший опершись локтями о бар, представлял собой фигуру, не менее достойную изучения. На лице его отражались все эмоции, которые рождал в нем рассказ — возмущение, сочувствие, восторг, безудержная веселость, — и всякий раз он так гримасничал, точно ему за это платили. Одно выражение сменялось другим, возникала очередная маска и сразу же уступала место новой. Валлиец? Лицо у него было длинное, кожа землистая, густые черные волосы росли от самых бровей; они буйной порослью покрывали голову, нехотя уступая пространство большим торчащим ушам, и останавливались в своем росте лишь внизу шеи, где на их пути непреодолимым барьером вставал воротник пиджака. В словоизвержении рассказчика наступила крошечная пауза, и хозяин вставил несколько слов. Роджер сразу заметил, что у него иное произношение, чем у остальных. В их речи преобладали гортанные звуки, в его же — плавные, носовые. Они лаяли, он пел. Может быть, он с юга Уэльса? Ну, если дело так пойдет, скоро Роджер будет в состоянии наглядно представить себе карту распространения наречий в этом увлекательнейшем для лингвиста уголке земли.

История, которую рассказывал человек в шерстяной шапочке, достигла своего апогея среди взрывов хриплого пронзительного смеха. Он с удовлетворением посмотрел вокруг, как смотрит актер, видя произведенное им впечатление. Опуская на стол пустую кружку, Роджер вдруг почувствовал, что смех заразил и его и рвется наружу из его утробы. И он захохотал, — да, громко захохотал над историей, которой даже не понял; тут он вдруг заметил, что толстый молодой человек с курчавыми каштановыми волосами, сидевший рядом с ним на скамье, говорит ему что-то.

— Da iawn’ wir [7] Да, вот это здорово! (валл.). , — давясь от смеха, произнес толстяк.

Роджер повернулся к нему и заморгал глазами. В чем дело, почему он ничего не понимает: ведь ухо его уже привыкло к валлийскому, и сейчас ему казалось непостижимым, что он ни слова не может разобрать. Наконец он смущенно улыбнулся и сказал:

— Видите ли, я не здешний. Не говорю по-валлийски.

Молодой человек недоуменно показал на газету:

— Вы же читаете.

— Просто пытаюсь разобрать кое-какие слова. Мне хочется научиться валлийскому.

— Ах вот как. — Молодой толстяк посмотрел на Роджера. Во взгляде его был невысказанный вопрос. «С чего это вдруг, ну-ка объясни, — казалось, говорил его взгляд, — если хочешь, конечно».

Роджеру ничего не хотелось объяснять, но он рад был возможности завязать беседу. Он не очень понимал, что за человек перед ним, из какой среды; на нем был потертый синий костюм, явно из магазина готового платья, причем сшитый вовсе не на такую комплекцию, отчего молодой человек выглядел в нем весьма комично, но глаза у него были большие и умные, а лоб под копной темно-каштановых кудрей — высокий. Роджеру, охваченному пылом исследователя, хотелось все знать о каждом, кого он встречал в этом странном, удивительном месте. Для начала разговора он кивнул в сторону рассказчика в шерстяной шапочке и сказал: