Джон Уэйн - Зима в горах

— Охотно.

К ним приближался Дональд Фишер. Глаза его горели любопытством и предвкушением скандала, и он явно был разочарован, увидев, что Роджер и Туайфорд не собираются вцепиться друг другу в глотку.

— Ну, признайтесь, Джеральд, — сказал он, — я нисколько не преувеличил, когда говорил, что сегодня здесь будут решительно все.

— Тут действительно приходится отдать вам должное, — сказал Туайфорд, — но все равно вам нипочем не удалось бы затащить меня сюда, не будь у меня сегодня пустой вечер. Да, действительно, все здесь. — Он с усталой гадливостью обвел глазами зал. — Слава тебе господи, на следующей неделе я уже буду в Нью-Йорке.

— Не позабудьте мою просьбу, — быстро сказал Фишер.

— Вот Фэрнивалл только что говорил мне, — сказал Туайфорд, — что он не согласен с моей оценкой здешней экономической ситуации.

— Ничего подобного я не говорил.

— Я сказал, что у этих людей нет никаких оснований веселиться, а вы заявили, что не согласны со мной.

— Экономический фактор — не единственный побудитель веселья, — сказал Роджер.

— Опять все сначала! — вздохнул Туайфорд.

— Нет, — сказал Роджер и, кажется, впервые и уж наверняка в последний раз внимательно вгляделся в его лицо. — Мы вовсе не начинаем сначала. Мне нечего больше сказать, и я не собираюсь докучать вам.

— Иными словами, я все равно ничего не пойму?

— Почему же, я отдаю вам должное. Умного человека не трудно отличить от дурака. Но, Туайфорд, мы все смертны. А смерть все меняет.

— Как апокалиптично! — хихикнул Дональд Фишер и покосился на Туайфорда, проверяя, заслужил ли он одобрение. — Я вижу, вы недаром начали водить дружбу с поэтами.

Роджер отошел. И в этот миг мимо него, направляясь к столику, где стояли быстро опустошаемые бутылки шампанского, стремительно прошла молодая женщина, едва не столкнувшись в своем напористом продвижении с Роджером. Глаза Роджера скользнули по этой особе, не запечатлев ее образа в памяти. Он никогда не видел этой женщины раньше, но в таком большом сборище встречалось немало незнакомых ему лиц. Женщина была невысокая, рыжеволосая, с капризной гримаской на очень пухлых губах. Вероятно, приятельница кого-нибудь из приезжих поэтов, а быть может, и местная жительница, узнавшая, что тут можно выпить дарового шампанского. Она промелькнула в поле зрения Роджера, не оставив после себя следа.

Роджер направился к Дженни. Вон она, в том углу, и Марио подливает ей вина. Роджер видел, что Марио не остался к ней равнодушен; возможно, пользуясь случаем, уже приглашает ее на прогулку вокруг крепостной стены или предлагает прокатиться на его машине в горы. Жена Марио, стройная брюнетка, холила и лелеяла своего муженька, но какой мужчина откажется от нового блюда вместо привычного мяса с картошкой! «Ни один, кроме меня, — подумал Роджер. — Меня никогда не потянет к переменам». Он сочувствовал Марио, но тем не менее поспешил к Дженни, чтобы помешать Марио ущипнуть ее за ягодицу. И тут на его пути вырос массивный неподвижный торс Гэрета.

На Гэрете была его неизменная, лоснившаяся от времени кожаная куртка. Лицо его раскраснелось, а в глубоко посаженных глазах, словно на дне двух тихих глубоких колодцев, мерцали искорки света. Гэрет был счастлив.

«Гэрет! — сказал Роджер. Он положил руку на его большое плечо. Плечо было твердое, как камни его гор. — Уже пробило десять».

«Сегодня рейс откладывается, — сказал Гэрет. — Мы отправимся не раньше половины одиннадцатого. Я объявил это всем в автобусе, когда ехали сюда. И дал одному мальчишке пять шиллингов, чтобы он остался в машине и оповещал всех на случай, если кто забредет раньше. В такую ночку, как сегодня, можно и обождать. Пивные еще не закрылись, а если придут женщины и не захотят идти в пивную, так пусть посидят в автобусе — там тепло, славно, пусть посидят со своим вязаньем».

Это была необычайно длинная для Гэрета речь. Предел экзальтированности.

«Хорошо, — сказал Роджер и поглядел на часы. — Так ведь скоро половина одиннадцатого, дружище».

«Для тебя теперь это все уже позади, Роджер», — мягко сказал Гэрет и протянул Роджеру свою большую, жесткую лапу.

Роджер вложил свою руку в его костедробилку.

«Никогда это не будет позади, Гэрет, — сказал он. — Мы всегда будем напарниками».

Когда пальцы Гэрета стиснули руку Роджера, боль выжгла из его мозга все другие мысли. Ему казалось, что прошло не меньше пяти минут, пока пальцы начали наконец разжиматься, после чего последовал медленный кивок, и Гэрет отвернулся. Роджер стоял, глядя, как мощная кривобокая спина в знакомой кожаной куртке продвигается к двери. А там, на продуваемой ветрами площади, стоит автобус, ждет.