Джон Уэйн - Зима в горах

— Знакомый мне? — переспросил Роджер.

Он поглядел в сторону входной двери, где расположилась пришедшая вместе с Диком Шарпом кучка людей. Там появился небольшой столик, и на нем выстроилась дюжина бутылок шампанского. Молодой Седрик, которого Роджер уже видел однажды в обществе Дика Шарпа, стоял, склонившись над бутылками, изучая наклейки. Тяжеловесная красавица блондинка, жена Дика Шарпа, стояла к Роджеру в профиль и, запрокинув голову, пила шампанское. Позади них Роджер увидел потное лицо Дональда Фишера. Затиснув в угол канадца Андре, он, по-видимому, яростно его обрабатывал. Vive l’opportunisme [61] Да здравствует приспособленчество (франц.). ! Неподалеку от Дональда Фишера, лицом к нему и спиной к Роджеру, стоял еще один мужчина; посадка его головы, линия плеч, затылка показались Роджеру знакомыми. Ну конечно же, это был Джеральд Туайфорд!

Что ему тут надо? Пришел, чтобы снова мучить Дженни? Хочет испоганить им час их торжества? Роджер окинул взглядом зал. Дженни пока что была в безопасности — в самом дальнем углу, — и Марио что-то говорил ей, обрушивая на нее каскад убеждающих жестов. Она, казалось, не заметила Туайфорда; ее внимание было целиком поглощено Марио. Может быть, еще все обойдется. В общем-то, Роджеру было решительно наплевать на то, что Туайфорд притащился сюда. Он чувствовал себя большим, добрым — великодушным великаном, празднующим победу.

Дик Шарп настойчиво увлекал Роджера туда, где стоял Туайфорд. Они прошли мимо миссис Дик Шарп, которая не удостоила Роджера даже взглядом, и мимо Седрика, который поглядел на Роджера и торопливо отвел глаза.

— Мне кажется, вы знакомы с этим господином, мистер Туайфорд, — сказал Дик Шарп, подталкивая вперед Роджера.

Голос его звучал небрежно, лицо было бесстрастно, но Роджер сразу увидел, что сводил он их друг с другом не без злого умысла. Конечно, он не мог не слышать сплетен. Вполне возможно, что ему хотелось стравить их, разжечь скандал, чтобы испортить вечер.

Но Туайфорд поглядел на Роджера равнодушно, почти сонно. И произнес только:

— Да, я его знаю.

— Я хочу, чтобы вы подтвердили то, что я все время пытаюсь ему втолковать, — с пьяным упрямством продолжал Дик Шарн. — Мне он не верит. Он все еще думает, что у них и вправду есть причина для веселья.

— Для веселья? — повторил Туайфорд и пожал плечами. — Так ведь они же лягушки под плугом. Плуг на минуту приостановился перед тем, как изменить направление. Уж не потому ли они веселятся?

— Еще никогда в жизни не пичкали меня так зоологическими метафорами, — сказал Роджер. — Когда в этом самом отеле я впервые познакомился с Диком… с вашим приятелем… — Роджер только тут понял, что он даже не знает настоящего имени Дика Шарпа. Действительно ли его фамилия Шарп? Да нет, скорее всего это прозвище, псевдоним, а фамилия у него, как у всех здесь, конечно, Джонс. — Так вот, при нашей первой встрече он сказал мне, что Гэрет — это еж, раздавленный автомобилем. Теперь вы говорите мне, что все эти люди — лягушки под плугом. Вероятно, сравнения можно продолжить: они — птицы на живой изгороди под струей ядовитых химикалий, они — форель, умирающая в отравленной реке, они — чайки со слипшимися крыльями, попавшие в кильватер прохудившегося нефтеналивного судна.

— А вы бравый заготовитель консервов, который старается облегчить им последние минуты, — сказал Туайфорд, блестя очками и излучая сарказм.

— Скажите ему, — надоедливо бубнил Дик Шарп, — скажите ему то, что вы сказали мне насчет нового государственного проекта.

— Так все же очень просто: этому хаосу будет положен конец, — сказал Туайфорд. — Во всю эту путаницу и неразбериху необходимо внести крупицу здравого экономического смысла. Конечно, если руководящий центр будет находиться в Англии, националисты, как всегда, могут поднять шум, и, возможно, тут пойдут на уступки, и тогда управление поместят в Рэксхеме или еще где-либо. Но, так или иначе, через год всем им придется расстаться со своими автобусами, а сейчас следовало бы поджать хвост.

— Я с вами не согласен, — сказал Роджер, — но не думаю, чтобы вас это могло интересовать.

— Откровенно говоря, — сказал Туайфорд, — вы для меня просто не существуете. Вы не больше, как дыра, в которую случайно провалилась моя жена и мои дети. А я сейчас готовлю снасть, чтобы вытащить их оттуда.

— Валяйте, потешьте свое самолюбие. Воспользуйтесь своим, освященным законом правом добраться до детей, а тот вред, который вы им нанесете, я с помощью матери постараюсь, насколько возможно, свести на нет. А теперь давайте оставим этот разговор.