Исмаиль Кадарэ - Прощальный подарок зла

Такое произошло со многими переводами. Думаю, это не драматично. Сам я по натуре перфекционист. Этим и объясняется то, что чуть ли не все вещи я много раз правил. До издания в 1970 году в Париже у романа "Генерал мертвой армии" было два-три опубликованных варианта. Громкий успех во Франции и во всей Европе не помешал мне однажды взять роман в руки, чтобы внести в него финальные улучшения. Когда моя жена увидела, чем я занят, она сказала мне: "Ты или неисправимый самонадеянный тип, или маньяк". Тем не менее внесенную правку одобрили все мои издатели. Окончательные редакции всех моих произведений опубликованы в 12-томном собрании, изданном в Париже французским издателем на двух языках — французском и албанском.

В России изданы два ваших романа — "Генерал мертвой армии" и "Суровая зима". Как вы считаете, насколько правильным был выбор издателей и переводчиков? Какие еще романы вы бы хотели увидеть изданными на русском языке?

Мне трудно ответить на этот вопрос. Возможно, другие книги могли бы понравиться больше, к примеру, "Кто привел Дорунтину", "Дворец сновидений" или «Преемник». Но — вам виднее.

Книга "Суровая зима", помимо того, что перевод сделан с подцензурного издания, то есть самого плохого, могла показаться «антисоветской» и создать проблемы. Она ни в коей мере такой не является, просто эта книга направлена против коммунистической империи, центром которой была Россия. Албания, моя собственная страна, тоже была частью этой империи, более того, можно сказать, что это был самый темный ее угол. Глобальная картина этой империи дана в мрачных тонах, описана преступная атмосфера, полная шекспировских страстей.

Ко мне вообще часто применяли определение «анти». Роман "Генерал мертвой армии" сочли «антиитальянским». Из-за "Концерта в конце зимы" я заработал эпитет «антикитайского» писателя. «Антитурецкими» считают многие мои книги, и, естественно, многие считаются «антиюгославскими», понятно почему. Но чаще всего мои противники называли меня «антиалбанским» писателем! Забавно, не правда ли?

Как известно, многие ваши романы переведены на английский язык не напрямую с албанского, а с французских переводов. Насколько такой двойной перевод соответствует оригиналу? Как бы вы отнеслись к тому, что ваши романы переводили бы на языки республик бывшего СССР (например, на украинский, казахский и т. д.) не с албанского языка, а с русского?

У меня было много переводчиков на английский язык, семь или восемь. Половина из них переводила с албанского, половина с французского. Естественно, перевод с языка-посредника приводит к потерям. Албанский язык, как вам прекрасно известно, сильно структурирован и очень сложен; со множеством латинских и других заимствований, вплоть до кельтских. Это его особенность. Пользоваться им непросто, но для литературы это хорошо. Я думаю, что сложный и богатый язык сам по себе поднимает уровень литературы.

Что касается перевода на языки бывших советских республик с русского, я считаю это вполне возможным. Русским языком традиционно широко пользовались в этих странах, и сам по себе он, благодаря своему богатству и силе, без сомнения может служить средством передачи всего, что связано с искусством слова.

А вы сами занимались когда-нибудь переводом? Если да, то доводилось ли вам переводить с русского языка?

Да, переводил, но редко, для собственного удовольствия. Я упомянул бы «Орестею» Эсхила (третий или четвертый перевод этой вещи на албанский язык). Мой перевод был экспериментальным, я как бы заключил с самим собой пари: сохранить максимальную верность оригиналу — это касается как содержания, так и формы, и даже сохранить ту дымку загадочности, которая часто встречается в греческой трагедии. Как раз ее-то переводчикам обычно не удается передать, а мне нравятся таинственные вещи. Из французской литературы я перевел "Пьяный корабль" Рембо, а из русской поэзии «Осень» и отрывки из "Евгения Онегина" Пушкина. Кроме того, когда я был студентом, перевел "Облако в штанах" Маяковского. Так же как и при переводе «Орестеи», при переводе этой поэмы я поставил перед собой цель — во что бы то ни стало сохранить ритм и музыку оригинала. Мне хотелось бы привести первые строчки моего перевода:

Вам нравится давать в своих произведениях новые трактовки мифов, как это, к примеру, сделано в вашей единственной драме "Скучное время года на Олимпе"? Не могли бы вы что-нибудь рассказать об этом?