Александр Андрюхин - Награда королевы Марго

— Ты почему такой смурной? Уж не влюбился ли в чью-нибудь жену? — спросила она с лукавым блеском в глазах.

Вместо ответа он притянул ее к себе и задохнулся. Ее тело уже было достаточно разгоряченным, и от плеч исходил запах Вавилонской блудницы. Она отстранилась и покосилась на танцующих. Однако никто ничего не заметил. Все были подшофе.

— Женька, кончай! Мы не одни, — шепнула она на ухо.

— Как бы я хотел, чтобы мы были одни, — ответил он.

Марго рассмеялась:

— Да ты, оказывается, шалун. А столько лет маскировался.

Танец окончился. Пришлось выпустить ее из рук. Она сделала небрежный реверанс и ускакала вниз, должно быть, в туалет. Ее временное отсутствие Трубников переживал довольно тревожно. Когда она появилась снова, изящная и озорная, на душе стало значительно легче.

За окном уже стемнело. В зале зажгли интимный свет. Рок-группа, изрядно выпив, снова вернулась на сцену. В это время следивший за Марго Трубников уже был начеку. Он угадал. Снова заиграли медленный танец. К Маргулиной бросились несколько мужчин, но Трубников успел первым. Марго сверкнула своим понимающим взором и положила ему на плечи руки.

Они снова поплыли по залу. Кавалер все плотнее прижимал ее к себе, но она больше не отстранялась. Внезапно свет потушили и включили святящийся шар. Воспользовавшись моментом, Трубников принялся гладить ее бедра, незаметно маневрируя к темному углу за сценой.

— Куда ты меня тащишь? — притворно возмущалась Марго, однако не сопротивлялась. Здесь, в этом углу за сценой, он облапил ее настолько, насколько позволили руки, и впился губами в шею.

— Женька, сумасшедший! — с восторгом прошептала она, и в ту же минуту кавалер затащил ее за сцену.

Здесь уже можно было не опасаться посторонних взглядов. Безумец припал к ее губам и больше не ведал, что творил. Он гладил и мял ее тонкое тело, осыпая поцелуями с головы до ног. Марго сопротивлялась чисто для приличия, после чего из ее уст вырвался томный вздох. Она закрыла глаза и прошептала умирающим лебедем:

— Женька, что ты делаешь? Я же могу не устоять.

После этих слов ее черный пиджачок полетел на пол, вслед за ним улетела в темноту белоснежная блузка. Трубников припал к ее груди, которой уже было невыносимо в тесном бюстгальтере, и задохнулся. Он чувствовал, как бешено колотится сердце под этими упругими мячиками, как стонет и рвется наружу ее душа. Да-да, Трубников впервые почувствовал в теле женщины живую душу. Он сорвал с нее бюстгальтер, а с себя рубашку и прижал эту огненную птицу к себе.

Какая полнота жизни разлилась по телу. Какой гармонией пахнуло из темноты. Он полез под юбку, под которой все трепыхалось и горело, и с удивлением обнаружил, что трусики давно уже спущены…

Когда Евгений очнулся на полу с прижавшейся к нему Марго, то отдаленно услышал, что на сцене по-прежнему грохочет рок-музыка, а зал трясется от вакханального топота. Шевелиться не хотелось и не хотелось больше Ничего. Неизвестно, сколько бы они пролежали, если бы в зале не включили свет. Трубников взглянул на обнаженную Марго и вожделенно застонал. Она была прекрасна. Марго открыла глаза и улыбнулась.

— Выходить будем по одному, — лукаво прошептала она и начала неторопливо одеваться. Облачившись в костюм и наспех пригладив прическу, Маринка выглянула из-за кулис и весело рассмеялась:

— Можно выходить, не опасаясь. Все в доску!

Она выскользнула в зал, предварительно чмокнув Трубникова в висок, а Трубников так и остался лежать нагишом среди разбросанной одежды. Внезапно он понял, что теперь, после этой чертовки, ему все женщины будут казаться жалким подобием.

Это было в точности такое же состояние, как у героя романа Колесникова, вышедшего из покоев королевы Марго.

На следующее утро секретарша доложила генеральному, что к нему рвется некий господин Колесников.

— Одно другого не легче! — недовольно пробурчал Трубников. — Вы спросили, что ему надо?

— Спросила, — хлопнула глазами секретарша. — Он ответил, что у него к вам очень важное дело. Сказать, что вы заняты?

— Скажите! Хотя нет! Пригласите его!

Диман вошел в кабинет с каким-то помятым пакетом под мышкой и робко остановился у двери, не решаясь пройти дальше. Он выглядел довольно жалко, этот веселый, никогда не унывающий Диман.

— Привет, Женек, — виновато улыбнулся он. — Я иду сдаваться. Зашел проститься.

— Прощай, Диман, — ответил Трубников. — Веди себя примерно и, может быть, попадешь под амнистию. Так-то вот, Дмитрий Федорович. Только к чему все эти сентиментальности?