Рафик Шами - Секрет каллиграфа

— Нравится? — с издевкой спросил Салман.

— Нравится? — печально повторила мать. — Это платье сделало бы из меня принцессу.

— Тогда оно твое. Примерь и начинай торговаться с продавцом. Деньги у меня при себе.

Голос отказывал Салману, хотя он старался говорить уверенно и бодро.

— Ты шутишь? — не поверила мать.

Салман полез в кошелек и вытащил оттуда две сотенные бумажки голубого цвета и множество купюр по десять лир.

— Я скопил все это, чтобы сделать из тебя принцессу, — пояснил он и быстро добавил: — Туфли тебе тоже надо купить, а мне нужны новые штаны, рубашка и лакированные ботинки. Я все рассчитал. Сто девяносто — максимум две сотни лир, если будешь хорошо торговаться.

Несмотря на слабость, мать торговалась хорошо. Домой они вернулись навьюченные тяжелыми сумками, а в кошельке у Салмана еще оставалось тридцать лир. Не забыл он и о паре белых носков для Сары. Та криво усмехнулась, принимая подарок: носки оказались на три размера больше, чем нужно. Она отдала их матери.

На Пасху Салман взял выходной, и они с матерью отправились к утренней мессе. Продефилировав по ковровой дорожке с гордо поднятой головой, мать уселась в первом ряду. Она действительно выглядела потрясающе. Священник так и застыл с разинутым ртом. Причащая Салмана, он даже забыл сказать фразу «тело Христово», так как не сводил глаз с благородной дамы, в которой с трудом узнал свою прихожанку.

Отец в это время отсыпался после очередной пьянки.

Счастье Мариам длилось три недели, после чего она слегла. Поскольку мать Салмана не слишком заботилась о своем здоровье, легкая простуда вскоре вылились в пневмонию. Обертывания, компрессы и травяные настои не помогали, поэтому Файза вызвала врача. Он был очень любезен, но попросил пять лир вперед. Салман заплатил, хотя лекарство, которое выписал доктор, все равно оказалось для него слишком дорогим.

Соседки, прежде всего Файза, советовали ему не слушать врача и продолжать лечение травами. Но Салман знал, что матери поможет только дорогое лекарство. Сбережений Сары тоже оказалось недостаточно.

По понедельникам посетителей в кафе обычно было не много, поэтому в тот день Карам на работу не явился. Самих, старший официант, отвечал в его отсутствие за кассу. Он только рассмеялся, когда Салман попросил у него взаймы двадцать лир.

— Будь доволен, если я ссужу тебе двадцать пиастров. Знаешь ли ты, что такое двадцать лир? Это две сотни чашек чая, или сотня кофе, или семьдесят пять кальянов. С какой стати я должен тебе все это дарить? Шеф повесит меня и прикрепит на грудь щит с надписью «Казнен за глупость».

Дарвиш с Самихом хохотали так громко, что Салман, разгневанный, покинул кофейню. Он знал, где живет Карам, и отправился прямиком к нему.

Калитка оказалась незапертой. Салман прошел через сад и уже возле входной двери услышал доносившийся изнутри смех. Дверь также была открыта, и Салман вошел в дом. Голоса доносились из спальни.

Салман надолго запомнил, как это бывает, когда сердце вдруг перемещается внутрь черепной коробки. Он не был чужим в этом доме, приходил к Караму и уходил из него, когда заблагорассудится. Парикмахера Бадри он тоже встречал здесь часто. Но сейчас, заглядывая из коридора в приоткрытую дверь спальни, Салман увидел нечто в высшей степени странное. Бадри лежал на кровати под его шефом и нежным голоском кинодивы повторял: «Еще, еще…» В свои четырнадцать лет Салман не понимал, что происходит в спальне. В горле у него пересохло, и каждый глоток колол, словно наждачная бумага. Салман осторожно повернулся и покинул дом. Лишь на улице до него дошло, что он стал свидетелем любовной игры, в которой Бадри отводилась роль женщины. Разумеется, ему уже приходилось слышать слово «голубой», но до сих пор он воспринимал его как оскорбление и не задумывался над его смыслом.

Салман знал, что выглядит сейчас бледнее обычного. Щеки покрылись ледяной испариной. Он притаился за дверью, пока мужчины шумно мылись в ванной. Лишь когда все стихло, Салман выпрямился и три раза постучал входным молоточком.

Прошло довольно много времени, прежде чем ему открыл испуганный Карам.

— Что-нибудь случилось?

— Нет-нет, — заговорил Салман, захлебываясь слезами. — Но моя мать больна. Мне срочно нужно двадцать лир. У нее… у нее… тяжелая форма пневмонии. Я верну вам с процентами.

— Подожди.

Карам исчез, но вскоре снова появился, на этот раз в новой голубой пижаме. Он протянул Салману купюру в двадцать лир и еще пять монетами.