Ромен Гари - Пожиратели звезд

Старательно избегая учительских интонаций, она попыталась потихоньку расширить его духовный кругозор и пришла в ужас, обнаружив почти полное невежество. В области культуры он не имел ни малейшего представления о самом прекрасном – музыке, живописи, литературе; стоило ей ненавязчиво завести разговор на эту тему, как он принимался разглядывать ее с каким-то отвращением, и под этим взглядом она чувствовала себя совершенно несчастной.

Зато американскими демократическими институтами он, похоже, заинтересовался. Слушал внимательно и иногда с удивлением качал головой. Ей, можно сказать, в некоторой степени удалось таким образом принять участие в борьбе против развязанной в стране коммунистами смехотворной антиамериканской кампании и привить Хосе более правильное представление о Соединенных Штатах, о том, какую помощь они оказывают всему миру. Да, можно смело сказать, что по меньшей мере в этой области, принимая во внимание ту роль, которую Хосе предстояло сыграть, она все-таки преуспела и внесла свой вклад в укрепление взаимопонимания между двумя очень разными народами, так плохо ладившими между собой.

Он любил появляться с ней на людях и требовал, чтобы она одевалась в несколько уж слишком, на ее взгляд, кричащей манере. Благодаря ей он обзавелся связями, ранее недоступными ему, – в американских деловых кругах; познакомился, между прочим, и с консулом Соединенных Штатов. Америка намеревалась в самое ближайшее время инвестировать в страну крупные капиталы, оказывала ей экономическую и финансовую помощь, а поскольку правительство было полностью прогнившим и помощь никогда не доходила до простого народа, которому была предназначена, ЦРУ как раз тогда потихоньку искало новых, не скомпрометировавших себя в глазах парода людей, на которых Соединенные Штаты могли бы рассчитывать. Слухи относительно связей Хосе в преступных кругах от нее не укрылись, но в революционный период в стране, где насилие и преступность веками въедались в души людей, прогресс и демократию предстояло оплатить дорогой ценой. Не стоило забывать о том – а обычно это просто игнорировали, – что на протяжении тридцати лет после вторжения Кортеса в одной только Мексике из двадцати пяти миллионов жителей испанцами было уничтожено пятнадцать миллионов человек. Это продолжалось и потом: насильственное обращение в христианство, провозглашение некрещеных существами, «лишенными души», и превращение их в рабов. Она чувствовала себя страшно виноватой перед ними, как и перед американскими чернокожими, которые, в свою очередь, тоже стали своего рода расистами и способны плюнуть вам в лицо. Это, в сущности, одно и то же – все та же вечная борьба, все та же несправедливость; а то, что она делала здесь для индейцев, сказывалось и на американских неграх: с четырнадцатилетнего возраста она была членом NAACP [2] National Association of the advancement of colored People – Национальная ассоциация развития цветного населения. , и ей всегда хотелось себя всю без остатка посвятить чему-то чистому, спасти кого-нибудь или что-нибудь. Всем сердцем она надеялась, что революция на этот раз произойдет без кровопролития и жестокостей, но понимала также, что выбор средств невелик – принимая во внимание бедность и отчаяние индейских масс, – а именно в них Хосе надеялся найти поддержку. Подлинный сын народа, он был одним из них.

Она считала, что Соединенные Штаты должны делать для развивающихся стран гораздо больше, и отправила в одну из газет Де-Мойна [3] Столица штата Айова. длинное письмо, в котором подробно, с таким чувством, что сама, сидя за пишущей машинкой, проливала слезы, расписывала окружавшую ее нищету, решительно протестуя против сокращения Сенатом размера помощи, оказываемой иностранным государствам. Письмо было опубликовано, и Хосе долго с восхищением разглядывал ее фамилию, напечатанную под статьей. На него это произвело очень сильное впечатление.

Когда она говорила о подобных вещах с Хосе, то прекрасно видела, что он не совсем понимает их и воспринимает даже с некоторым изумлением; недостаток образования всегда мешал ему разобраться в проблемах социального и морального плана. И от этого он еще больше привязывался к ней – она чувствовала, что Хосе уже не может без нее обойтись. Он приглашал ее на политические собрания, побуждая выступать перед друзьями, перед членами «летучих бригад», рассказывая им то, что рассказывала ему, и даже несколько раз брал с собой в поездки по провинциям. Во время этих подпольных «лекций», пока она объясняла, на что способно демократическое государство, во главе которого стоит любящий свой народ человек, пришедший к власти отнюдь не исключительно ради собственного обогащения, Хосе, зажав в зубах сигару, слушал ее с явным удовлетворением, время от времени одобрительно кивая головой, с гордостью поглядывая на своих друзей. Она страшно жалела о том, что не прослушала в университете курсов лекций по социологии и политэкономии, и поэтому написала письмо профессору Галбрайту с просьбой порекомендовать ей литературу по этим специальностям. Письма она писала всем: бабушке, друзьям, президенту Джонсону, а особенно – Жаклин Кеннеди, которой просто бредила – не потому, что сама надеялась в один прекрасный день стать первой дамой страны, а потому, что считала Жаклин необыкновенной женщиной и была уверена в том, что та очень хорошо поймет ее.