Валерий Вотрин - Логопед

Вот тогда и настало время Рожнова. Он замыслил проверку всех столичных исправдомов, находящихся в ведении речеисправительного ведомства. Исправдомами в быту называли лечебницы, где содержались немтыри — несчастные жертвы речеисправительных курсов. Некоторым удавалось остаться на свободе. Большинство запирали в исправдомах: ведомство не было заинтересовано в том, чтобы общество узнало о масштабах потерь. Однако недовольство и злоба на речеисправителей росли. Усилился поток жалоб от населения. С негласного разрешения партийного руководства и согласия логопедов некоторые обкомы на местах начали партийные проверки речеисправительных курсов и исправдомов.

Так что свой завершающий удар по речеисправителям Рожнов рассчитал отменно. Почва была подготовлена: у него накопился огромный материал на речеисправителей, в том числе из архива Тайного департамента, где обнаружилось любопытное анонимное свидетельство — рукописная тетрадь, озаглавленная «Немтыри», сборник свидетельских показаний о преступлениях речеисправителей. Эти материалы Рожнов отправил на ознакомление и в Управу, и в Совет логопедов, после чего по особым каналам получил информацию, что против дальнейших действий Рожнова руководство не возражает. К тому времени подоспел и указ о переводе речеисправительных учреждений в ведение министерства образования.

Итак, руки у него были развязаны. Одно только смущало Рожнова: о грядущей инспекции по исправдомам откуда-то прознал Страхов. Таиться он не стал, а сразу позвонил Рожнову. Разговор длился недолго:

— День добрый, Юрий Петрович. Страхов беспокоит.

— Добрый день, Александр Николаевич. Слушаю вас.

— Я буквально на две минуты. Хочу, чтобы вы знали — нам известно о ваших намерениях, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш преступный сговор с Партией завершился большой неудачей.

— Вот не знал, что вы сочувствуете речеисправителям.

— А я им не сочувствую, Юрий Петрович. Отдельные их недостатки известны. Но то, что собираетесь сделать вы… не отпирайтесь, ведь вы хотите упразднить ведомство.

— Это не в моих силах. Зато я могу затеять расследование. У меня, Александр Николаевич, столько на них материала, что девать некуда. И это истинно вопль народный. Не слышать его дольше — преступление.

— Преступление — то, что собираетесь сделать вы. В общем, я вас предупредил, Юрий Петрович.

— А я вас, Александр Николаевич.

— Всего доброго.

— До свидания.

Положив трубку, Рожнов задумался, к чему может привести эта утечка информации. Свои проверки он всегда организовывал в строжайшей тайне. Помогало также и то, что никто прихода логопедов не ожидал. Речеисправители не привыкли к таким проверкам. Оповестит ли их Страхов? Вряд ли тот мог узнать, какие именно исправдома подвергнутся проверке, но все же…

Рожнов и вправду желал упразднения речеисправительного ведомства. Это было истинной целью его проверки. Более того, это было его мечтой. Странная уния, намечающаяся между Партией и логопедами, радовала его. Рожнов был уверен, что в результате победитель будет один — Язык. Тогда и народу будет легче. Разумеется, какие-то законы следует сохранить. Но такие калечащие, репрессивные ведомства, как институт речеисправителей, никому не подконтрольный, следует уничтожить. Он давно утвердился в этом мнении, с первого своего посещения цибиковских речеисправительных курсов.

Рожнов был за осмотрительные реформы.

Тогда, в Цибикове, ему не удалось закрыть курсы. Более того, за стремление это сделать ему наверху дали по шапке. Но снять с работы и упечь за решетку за выявленные нарушения все руководство курсов ему удалось, и это он считал первым своим достижением и первой победой. Кандидатов, конечно, продолжали посылать на речеисправительные курсы, но Рожнов взял этот процесс под личный контроль и следил за тем, чтобы кандидаты набирали минимально необходимое количество часов. Уже на следующий год кандидаты от Цибиковского района заполнили призывные пункты Партии. Это были, по мнению Рожнова, достойные люди, вовсе не сорный народ. В признание его заслуг Рожнова специально вызвали к члену Управы Вереину, ответственному за кадровые вопросы, чтобы вынести ему особую благодарность за вклад в улучшение кадровой ситуации на местах.

Потом были другие назначения, все в пределах столицы. Рожнова стали бросать в самые сложные районы, где на фоне тяжелой экономической ситуации отмечались массовые нарушения, допускаемые речеисправительными органами. Для Рожнова не было секретом, что за этими назначениями стоит Партия, увидевшая в нем удобного борца с давним врагом. Знала об этом и логопедия. Отец, вначале одобрявший его действия, потом осудил его. Они так и не восстановили добрых отношений: спустя несколько месяцев Петр Александрович неожиданно скончался. Не надолго пережила его и мать. Андрей, сын, давно стоящий на ультраконсервативных позициях, тоже осуждал Рожнова. И внутри касты Рожнов не избежал косых взглядов, но сотрудничество с Партией ему спускалось с рук — такую ненависть вызывали речеисправители у обеих сторон.