Леопольдо Лугонес - Огненный дождь

Должен также предупредить, что себя я тоже отношу к практическим людям. Мне тридцать четыре года… я знаю жизнь.

Следует сказать несколько слов о свободном стихе {49} 49 Свободный стих. — В данном случае Леопольдо Лугонес говорит не о верлибре (что по-французски означает «свободный стих»), а о рифмованных стихах с неравносложными строками. , которым я здесь обильно пользуюсь.

Свободный стих, как о том гласит его наименование, есть нечто простое и великое: завоевание свободы.

Стих, который мы называем свободным, а не белым, или нерифмованным, как его величают испанские риторы, стремится прежде всего к гармонии в пределах строфы, ей подчиняя ритмический рисунок каждой строки, отчего и строфы становятся более разнообразными.

Это способствует и большему богатству рифмы, основного элемента в современном стихе, заменяющего собой строгую ритмику старинного стиха…

Путем такого же приспособления, какое превратило мелопею {50} 50 Мелопея (букв. — песнетворчество) — в Древней Греции: сочинение музыки (мелодии) на поэтический текст; в Новое время (начиная с эпохи Возрождения): учение о мелодии или о композиции в целом. хоров трагедии в наше оперное хоровое пение, ибо продвижение мелодии к гармонии характеризует развитие всей западной музыки (а стих — тоже музыка), классическая строфа превращается в строфу современную, с неравными строками, которые сочетаются между собой по воле поэта и подчиняются высшей инстанции вкуса, как все в изящных искусствах.

Классические комбинации весьма почтенны, они представляют собой организмы, победившие в избирательном процессе; но они не могут претендовать на исключительность, не вступая в противоречие с той самой эволюцией, которая их породила.

Поэтому любое обращение к свободному стиху может быть оправдано мастерским владением прекрасным классическим стихом: только это дает нам право на нововведения. Тут в силу вступает элементарная честность.

Наряду с их исконными достоинствами, классические формы не поддаются упрощению. И все-таки слух, привыкший к ним, требует их безраздельного владычества. А этот феномен, если его довести до крайности, выльется в триумф общего места, то есть в опошление языка.

Значит, следует еще раз подчеркнуть достоинства свободного стиха, предоставить ему, между всеми прочими, права гражданства; и ничто не послужит более этой цели, чем разнообразная, красивая рифма.

Теперь несколько соображений личного характера.

Три года назад я писал о замысле этой книги: «Целая книга, посвященная луне. Что-то вроде мести, о которой мечтаю практически с детских лет, каждый раз, как жизнь загоняет меня в угол».

Мог бы я сделать это лучше, если бы исторг из себя темную силу борьбы, вывел ее вовне, развернул в прекрасных творениях, — ведь и мрачная, благородная скорбь исходит из глаз, просветляясь в прозрачных слезах?

Была ли где-нибудь в мире более чистая и тяжкая работа, чем воспевать луну в отмщение жизни?

Так пусть она будет достойна моего учителя Дон Кихота, который числил сие светило между своих трофеев, ибо победил в честном поединке Рыцаря Белой Луны {51} 51 Рыцарь Белой Луны — односельчанин Дон Кихота, бакалавр Самсон Карраско. В LXIV главе второго тома сервантесовского романа говорится о том, что Рыцарь Белой Луны побеждает Рыцаря Печального Образа и повелевает ему вернуться в родную деревню, а также требует признать: Дульсинея Тобосская — не самая прекрасная на свете женщина. Дон Кихот согласен возвратиться домой, но он готов скорее умереть, чем признать, что есть кто-то красивее дамы его сердца. Лугонес чуть ли не наизусть знал роман Сервантеса, писал о нем постоянно — в течение всей своей литературной деятельности. И в данном прологе, упомянув о победе Дон Кихота над Рыцарем Белой Луны, он имеет в виду, скорее всего, моральную победу сервантесовского героя (возможен, конечно, и иной вывод: это — модернистский эпатаж излишне здравомыслящих читателей). …