Вскоре их позвали на ленч, и, войдя в дом, он удивился: оказывается, Аманда приобрела еще одно полотно его матери — тот самый, исполненный в иронической манере автопортрет миссис Робертс в кухне, на который не нашлось покупателя на выставке в Кембридже.
— Когда вы это купили, миссис Феррарс?
— Только на прошлой неделе. Увидела в Арденской галерее, и мне это понравилось. Но я все-таки ушла. Потом вернулась. Картина притягивала меня, понимаете? Покупала я ее не для того, чтобы удачно поместить деньги, и все же надеюсь, что именно так оно и получится: по-моему, картины вашей мамы когда-нибудь окажутся весьма выгодным приобретением. Разумеется, не исключено, что мода на ее вещи преходящая, — добавила она трезво. — С такого рода живописью ничего нельзя знать заранее. Но разве это важно? Мне она нравится, а только это и имеет для меня значение.
Может быть, тут она не совсем искренна, может быть, ей не столько хотелось приобрести еще одну картину миссис Робертс, сколько оказать поддержку ему и его семье? Но Тоби отогнал эту мысль как недостойную. Ведь Аманда производит впечатление человека настолько прямого, настолько честного! В ее искренности просто невозможно усомниться.
После ленча Эдуард объявил, что хочет «всхрапнуть», а Тоби и Мейзи решили прокатиться на машине — они объехали несколько деревушек, разбросанных на чуть всхолмленной местности — непривычному глазу могло показаться, что это равнина. Они остановились, чтобы осмотреть старинную церквушку с геральдическими эмблемами и пышно расписанными гробницами. Рыцарь и его дама в красных с золотом костюмах спали, чинно сложив руки на груди и вытянув ноги.
— Хотелось бы и мне так уснуть в один прекрасный день, — сказала Мейзи, державшая его за руку.
— Этой ночью ты будешь спать совсем по-другому, девочка моя.
Она подняла к нему засветившееся счастьем лицо.
К чаю они вернулись, и оказалось, что их поджидает Клэр. Тоби был ошарашен. Только бы Мейзи не заметила, что его бросило в краску! Будь она проклята, эта тонкая кожа, вечно он краснеет.
— Вот не думала, не гадала, что встречу здесь вас! — сказала Клэр, крепко, по-мужски тряхнув его руку. — Очень рада. Я заскочила ненадолго — выпить чашку чая, — объяснила она Мейзи. Потом повернулась к Тоби: — Мы ведь живем довольно близко отсюда.
Как будто он этого и сам не знал!
Ему стало не по себе. Слава богу еще, что Мейзи пока сохраняет полное спокойствие.
Девушки немного поболтали о платьях, фильмах, общих друзьях. Потом все пошли в дом пить чай, и тут разговор перешел на сад Ллэнгейнов.
— Наше чудовище старик Радкин заболел, и маме приходится делать всю работу самой, — сказала Клэр. — А она ее терпеть не может. Вы ведь наш сад знаете? — спросила она Тоби, но тут же спохватилась: — Да нет, откуда. Вы ведь в Глемсфорде не бывали. Мейзи непременно должна вас как-нибудь привезти.
— Да, непременно, — ответила Мейзи ровным голосом. Но на лице ее вновь появилось уже знакомое ему выражение испуга и боли.
— Что-то там у нас неладно с деревьями, — говорила между тем Клэр. — Мама не знает что. А папа и подавно. Опрыскивают и опрыскивают до одури, но толку никакого.
Мейзи встала, пошла наверх. Клэр, Эдуард и Тоби продолжали разговор, впоследствии Тоби так и не удалось вспомнить о чем. Вскоре Мейзи вернулась и до конца вечера была неестественно оживленна.
Но вот Клэр собралась уезжать.
— Непременно заставьте Мейзи привезти вас к нам, пока сад вообще не погиб, — сказала она.
Для Тоби остаток вечера тянулся невыносимо долго, хотя Мейзи и Аманда были веселы, а Эдуард сохранял обычный безмятежный вид. После обеда опять играли в буриме и в «цитаты с подхватом». У Мейзи все получалось блестяще. Потом она предложила послушать пластинки, но на этот раз ставила не классическую музыку, а популярные мелодии тридцатых годов — песенки в исполнении Кола Портера, Астера и Роджерса. Глаза ее сверкали. Тоби вспомнились слова Ноэла Кауарда о могущественном воздействии легкой музыки — что ж, это глубокая мысль. В тот вечер он основательно налег на спиртное.
Наконец все поднялись наверх и разошлись по своим спальням. Он долго ждал Мейзи, но она не приходила. В конце концов он сам пошел к ней, и предварительно постучавшись, распахнул дверь.
Она сидела, опершись на подушки, свет у нее еще горел.
— Ты был в Глемсфорде.
Он ринулся к ней, вымученно улыбаясь. Словно со стороны видел он эту свою улыбку. Не улыбка, а растянутая щель рта, веселость, под которой таится обман.
Читать дальше